Никто не будет по ней скучать

Дуэйн дернулся, когда прозвучал выстрел, потом ступил вперед, шатаясь, уперевшись ногами, как боксер. У него открылся рот, и на одно ужасающее мгновение я подумала, что он заговорит, что я как-то промахнулась и мне снова придется стрелять. Я не была уверена, что смогу это сделать. Хуже того, я внезапно не была уверена, хочу ли. Мой муж стоял передо мной с крохотной дырой в рубашке на месте выстрела. Края отверстия начинали окрашиваться красным, а я думала только о том, что он сказал мне много лет назад, в тот день, когда убил Лоскутка.

Я пожалел сразу же. Сразу же.

Но со мной было не так. Что бы я ни чувствовала от содеянного, не было таким чистым или простым, как сожаление. Я не пожалела. Я не хотела вернуть все назад. Я просто не хотела выбирать дважды.

И потом мне не пришлось. У Дуэйна подогнулись ноги и он неловко свалился вперед, впечатавшись лицом в угол дорогого стола Итана Ричардса из красного дерева. Послышался влажный хруст, когда его нос сломался, а затем тошнотворный стук его тела, повалившегося на ковер. Его руки безжизненно болтались по бокам, не останавливая падение. Я думаю, он умер до того, как коснулся пола.

Я надеюсь, так и было. Надеюсь, что это было быстро. Как бы я ни злилась на Дуэйна, который так сильно похерил мне жизнь, что умудрился в итоге чуть не сорвать мою смерть, я не хотела, чтобы он страдал. Здесь вообще дело было не в желании. Речь шла о выживании, об осознании, что спасти нас обоих не удастся, потому что я не могла спасти своего мужа от самого себя. Наркотики, вранье, чертов зернистый снимок Адриенн на телефоне, которым он не смог не похвастаться, но и не осмелился признаться мне в измене: он бы продолжал так же, пока не сделал ошибку, которую я не смогла бы исправить, которая уничтожила бы нас обоих. В конце концов Дуэйн бы облажался и попался. И если я сейчас не осмелилась бы пойти другой дорогой, он потащил бы меня с собой на дно.

Отпустить его было единственным вариантом.

Я стояла на месте целую минуту после того, как он упал, вяло держа пистолет, глядя на Дуэйна, не двигавшегося, не дышавшего. Пока секунды шли, я уже знала, что они мне не нужны. После десяти лет, что мы делили дом, кровать, жизнь, я могла различить своего мужа и пустую оболочку, в которой он обитал раньше. Он был мертв.

Настало время начать рассказывать другую историю.

Складной нож все еще был у него в кармане. Я отложила пистолет, вытаскивая нож и прижимая к груди.

Он был в доме, когда я проснулась. У него был нож.

Я схватила пистолет другой рукой и попятилась назад от тела.

Он сказал, что убил моего мужа.

Он сказал, что ему нужны деньги.

Он не знал, что мы храним пистолет в сейфе.

Я уперлась спиной в стену. Сползла вниз. Еще минуту понаблюдала, не двинется ли он, не потому, что считала это возможным, а потому, что она бы так сделала. Холодный голос выжившего у меня в голове просчитывал, описывая другую, правдоподобную версию событий:

Я в него выстрелила. Я взяла нож. Я думала, он еще может на меня напасть.

Я глубоко вдохнула. И еще раз. Хватая ртом воздух, я ощущала, как сердце бешено колотится, а перед глазами заплясали серебряные звезды.

Я подождала. Когда убедилась, что он умер, я побежала.

Я побежала.

Набрала 9-1-1 с телефона Адриенн. Я сказала им адрес и сообщила, что мне нужна «Скорая».

Потом повесила трубку, отрезав оператора, которая сказала мне оставаться на линии, и позвонила адвокату.

Не просто потому, что так сделала бы Адриенн, а потому, что я не полнейшая идиотка.

Адвоката звали Курт Геллер. Я могла бы это запомнить из новостей о почти-суде Итана Ричардса, но мне не нужно было. Адриенн делала заметки для каждого контакта – домработница, макияж, тренер. Ранее днем я нашла Анну, блондинку с занятий на велотренажерах; приписка гласила: тупая сука с вт, но амбассадор Lulu. Типично для Адриенн; у нее не было друзей, только люди, которых она презирала, но держала близко, потому что они могли пригодиться. Мой контакт просто гласил: дом у озера, а номер Дуэйна вообще не был сохранен, отчего я растерялась, но потом поняла, что он ей был не нужен: у нее была я. Все те глупые задачи, которые она непрерывно для него находила, все те разы, когда она просила меня прислать его, а я соглашалась, как самая большая лохушка в мире. Ей нужно было добавить вторую записку к моему контакту: сутенер.

Геллер был подписан «адвокат Итана», и под этим числилось несколько номеров: офис, ассистент, для срочной связи. Я позвонила по последнему и слушала гудки. Он ответил мрачным голосом на втором гудке:

– Курт Геллер слушает.

Я сделала глубокий, нервный вдох и заставила голос звучать тоньше.