Никто не уйдет живым

– Вот это твой вклад, и я боюсь, что от него одни неприятности. Я дал те время до выходных, чтобы ты пустил ее в работу, а ты все равно ни черта не добился. Херней страдал, в копилку к ней залезть пытался, когда она уже по четыре мужика в день должна была окучивать. Потому что ты, Драч, жопу от локтя отличить не можешь. Потому что слишком ты, сука, мягкий. Так вот, слушай, чего я буду делать. Я все объясню очень доходчиво. И если ты окажешь мне услугу и посмотришь внимательно, то, может, и научишься чему. Ясно?

А затем его затхлое дыхание обдало лицо Стефани, опустившись сверху облаком смрадного тумана.

– Ты меня слушаешь? Эй, там, внизу. Слушаешь меня?

Ее голову вздернули вверх так быстро, что ступни Стефани на мгновение оторвались от пола, а потом она полетела вниз. Она смогла удержаться на ногах, но пола не видела, потому что Фергал вынуждал ее глядеть в потолок, держа за волосы, будто куклу.

Огромная грязная ступня Фергала ударила ее под колени и сбила с ног. Стефани уселась на пол и задохнулась от взрыва боли, выстрелившей вверх от копчика, когда он ударился об пол. Теперь она видела себя в зеркале, с распахнутым ртом и глазами, стеклянными от шока. Она и не представляла, что может выглядеть вот так.

Она умрет.

«Вот и все».

В отражении ей было видно, как Фергал запустил длинную, с перепачканными пальцами, руку в карман своей куртки. Он вытащил стеклянный пузырек. Маленький, в каких хранят лекарства. Этикетки на пузырьке не было, крышка была желтой.

– Держи ее, – приказал он Драчу. – С этим-то справишься?

– Нет! Нахуй. Нет! Я в этом не участвую. Фергал, нет!

– Баба. Тогда смотри. – Фергал отпустил волосы Стефани.

Она попыталась встать, но он усадил ее на саднящую задницу, обхватив макушку и надавив на нее. Его сила была чудовищна. Стефани показалось, что ее шея может сломаться, и она вскрикнула.

Рука исчезла.

– Ой, ой, плакса. Ты меня слушай, ага? – Он понизил голос. – Когда ты в нашем доме, подчиняйся нашим правилам. Просто, ага? Ага? Любая вот такая херня, типа криков из окон, и кипиша, и всякого такого, и я тя полью вот этим. Я тя сожгу нахуй и не побоюсь, сестренка. А не веришь, так смотри.

И тогда она поняла, что было в пузырьке, и завопила, и откатилась подальше от ног Фергала. Даже Драч отскочил к зеркальным дверям шкафа.

– Любая записочка, шепоток, или взгляд из окна, когда мы не смотрим, любая такая фигня, и я вылью это прямо на твою блядскую голову. Тока подумай, что можешь обращаться со мной как с мандой, и я узнаю. Я тя сожгу, сестренка. Усекла? Эта штука те лицо прожгет. Я тя ослеплю нахуй. Слышишь? Не только нам надо по долгам платить, ага?

Капля жидкости упала на ковер и немедленно породила белый дымок. В комнате завоняло железом, серой, жженой карамелью и горящими старыми занавесками.

Комнату трясло, и маленькие точечки света летали у Стефани перед глазами; она опустила веки, заметив, как долговязый Фергал осторожно закрывает крышкой стеклянный пузырек. Желудок взбунтовался, горло сдавило, и ее снова вырвало, прямо там, где она сидела. Вырвало на пол и на руки.

– И никакой болтовни. Тока пискни, и я отверну крышку.

– Ага, – сказал Драч. – Ага, ты слышала, типа, што он сказал.

Сорок один

За окном комнаты, где ее заперли, опустилась на кирпичную ограду ночь. Через одинокое окно нельзя было разглядеть почти ничего по обе стороны пространства между домом номер 82 и стеной соседнего участка.

Кузены закрыли ее в единственной комнате по правую сторону коридора на втором этаже. Вопреки тому, что случилось в спальне, и тому, что они перешли последнюю черту, напав на нее, она почувствовала облегчение, когда ее вывели из комнаты, где запах немытой плоти и грязной одежды Фергала сменился вонью сожженного кислотой ковра.

«Господи боже, это могло быть мое лицо».

Эта комната пока что оставалась запертой и в основном спокойной все то время, что она жила на втором этаже, за исключением единственного вечера, когда она услышала голос старухи, читавшей Библию. С тех пор, как она стала пленницей комнаты, Стефани успешно избегала мыслей об этом, потому что не могла вытерпеть очередного напоминания о том, как ее поглотил живьем и целиком тот ужас, что обитал в этом доме, отказываясь насытиться.

Окно было зарешечено. Подъемной раме не давала открыться металлическая конструкция с квадратной скважиной. Замок был из тех, при взгляде на которые понимаешь, что ключ утерян очень давно.

Замызганное стекло можно было разбить. Но зачем? Макгвайры услышат звон. Она уже представляла себе, как крики о помощи вернутся к ней эхом из узкого каменного проема между двумя построенными рядом домами.

В доме, на который выходило окно, жил подозрительный тип с заросшим палисадником, но Стефани не могла себе представить, что он примчится к ней на помощь. А побег был невозможен, потому что комната была похожа на тюремную камеру. Стефани мрачно подумала, что в прошлом помещение действительно могло играть эту роль.