Никто не уйдет живым

После избиения Драч больше не показывался, и его даже не было слышно на втором этаже. Маленькая радость. Она представила, как он корчится, баюкая переломы, в постели на верхнем этаже. А может, Фергал добил его и закопал в саду. Какой бы длинной ни была их совместная преступная история, Стефани не могла представить, что их отношения можно починить после такого нападения. Продолжительность и свирепость насилия разбила бы отношения даже между самыми преданными братьями. И самой ужасной деталью, оставшейся от драки, было то, как Фергал плюнул на бесчувственного приятеля, когда полуобморочный Драч лежал в сломанном шкафу. Они были хуже бешеных зверей.

Возможно, Драча даже оставили истекать кровью на полу кухни в квартире на первом этаже, чего она могла пожелать только самому злейшему врагу. Так что, в холоде и неуюте, она надеялась, что Драч там и был, там, внизу, и прямо сейчас его обследовали местные обитатели, прежде чем он присоединится к ним во тьме, которая для него никогда не закончится. Но тогда, поняла Стефани, когда ее убьют, и она тоже будет вынуждена навечно остаться в этом доме полусознательной сущностью, ее страдания будут сильнее, если Драч окажется во тьме вместе с ней; он сможет пытать ее так же, как Беннет до сих пор мучит своих жертв.

Она сжала веки и кулаки, и разум, чтобы заблокировать любые воспоминания о прошлой ночи и о том, что, похоже, ожидало после смерти в этом доме душу или часть души.

«Прекрати, прекрати, прекрати…»

Она стиснула осколок зеркала сильнее и не вернулась ко сну. Вместо этого она сидела в темноте и слушала других обитательниц дома. Ее соседка снова часами рыдала за стеной. Дверь на втором этаже открылась и закрылась несколько раз; Стефани полагала, что это дверь ванной. Шаги перемещались взад-вперед по коридору. Вдалеке скрипели ступени.

Сквозь занавески Стефани наблюдала, как постепенно наступал рассвет, меняя краски – индиго, синяя, серебристая, белая – прежде чем наконец остановиться на серой. Дождь заколотил в окна, чтобы разбудить мир. С журчанием проснулась батарея и нагрела комнату. Это обычно случалось около шести.

Так что же, это будет ее последний день? Она, казалось, давно уже жила заемным временем, и теперь, в этом сыром городе, в полузаброшенном доме на почти забытой улице, оно подошло к концу.

«Так приходится умирать многим».

Когда от жажды и голода у Стефани вырвался стон, она решила, что с нее хватит. Время пришло. То самое время. Время ускорить события, приблизить развязку, финал. Покончить с этим.

«Я не проведу в этом доме больше ни ночи.

Я не проведу в этом доме больше ни ночи.

Я не проведу в этом доме больше ни ночи».

Она взяла осколок зеркала и спрятала за спину. Передвинула стекло в пальцах, чтобы удобнее было бить.

«Целься в глаз».

Это была та еще задача для девушки, которая никогда и никому не причиняла вреда в своей жизни. Может быть, щека, как мишень покрупнее, будет лучше. Стекло переломится от удара, но оно острое и должно оставить отметину навсегда.

Шрам на чудовищном лице безумного убийцы будет ее последним деянием и наследием. Но это лучше, чем просто умереть в этом злом месте.

Может быть, смерть в основном из этого и состояла: из страдания, усталости, отчаяния и простого привыкания к самой ее идее через серию шагов к неизбежному концу. Кому выпала роскошь скончаться дома, в постели, в окружении любимых людей, в радости, что их жизнь была счастливой и послужила какой-то цели? С каких это пор смерть заботилась о личностном росте или времени? Может, никакого времени и не было вовсе.

Мысли Стефани, казалось, сделались слишком огромными для ее черепа и утомили ее, сделали вялой.

«Сможешь выспаться, когда умрешь.

Или нет?»

На мгновение возникшее желание вскрыть запястье и покончить с жизнью заставило Стефани содрогнуться, и она отогнала эту мысль. Нет, она не думала, что сможет убить себя. Пока нет. Но еще пара дней – и, может быть, она станет более благосклонна к этой идее.

«Я так не уйду».

Бесстрастно и нехарактерно для себя, словно какая-то темная и хитроумная рептилия свернулась у нее в голове и нашептывала советы, Стефани решила, что лучше быть убитой после того, как нанесешь ужасную рану своему убийце. А если она умрет злой и мстящей, то, возможно, такой и останется, а не жертвой, влачащей жалкое и вечное существование в этих ужасных стенах.

«Осталось недолго».

Первый посетитель, вошедший в ее комнату, был неожиданным.

Шестьдесят один

Стефани услышала, как шаги двух человек медленно приближаются к двери. Одному из них приходилось тащиться по коридору. Второй шел следом, терпеливо и молча.

Пока дверь отпирали, Стефани слышала, как кто-то тяжело дышит от натуги, поворачивая ключ и ручку.

Дверь приоткрылась, но никто не вошел. Не сразу, по крайней мере. Вместо этого послышались голоса.

– Чтобы все было сделано, когда я спущусь, ясно? – Это был Фергал, но тот, к кому он обращался, не ответил, что его разъярило. – Ясно? Ты, блядь, не только тупой, но и глухой, что ли?

– Лады, лады, – ответил Драч; было слышно, что говорить ему трудно.