Никто нигде. Удивительная автобиография аутичной девочки

Рядом со мной раздались тихие, но ясно различимые звуки. В горле Энн родился тот же ритм. Я начала пропускать ноты в мелодии, одну за другой – и, как я и ожидала, Энн принялась заполнять пропуски, как будто эта мелодия всегда принадлежала ей самой. Я пропускала все больше и больше нот – и вот она уже не просто поддерживала ритм, но мычала песенку без слов сама, не переставая выстукивать ритм пальчиками по собственному плечу. И вдруг – на невероятно долгие пятнадцать секунд, в темной спальне, слабо освещенной ночником – в первый раз она взглянула прямо на меня обоими глазами.

Несколько раз я порывалась уйти, но приходилось возвращаться и все начинать сначала. Без меня Энн снова начинала плакать. Но важно вот что: в промежутках между испуганными всхлипами она мычала нашу мелодию и отстукивала ритм, стараясь себя успокоить.

Следующий день выдался солнечным, и воспитатели решили повезти детей в парк. Из комнатки на первом этаже снова доносились крики Энн. Заглянув туда, я обнаружила, что ее пытаются успокоить уже известным мне способом – вопят ей в лицо: «Заткнись!»

– Я побуду с ней, – сухо сказала я, остановившись в дверях.

– Да ради бога! – отозвалась воспитательница с такой смесью раздражения и облегчения, словно только рада была спихнуть мне эту обузу.

Я достала из кармана хрустальный шарик и повертела перед лицом Энн. Энн потянулась за ним, и я его отдала. Она смотрела на шарик в своей руке – а я в этот миг чувствовала себя собственными дедушкой и бабушкой, когда они общались со мной при помощи предметов. Я запела вчерашнюю песенку; рука Энн автоматически потянулась к плечу, она начала выстукивать ритм, а затем запела вместе со мной. Вдвоем мы мирно направились к автобусу.

Неожиданно для Энн кто-то схватил ее и начал подсаживать в автобус. В толпе детей, в сутолоке непонятных слов Энн снова впала в истерику. И вдруг – рука ее потянулась к плечу, она начала отстукивать ритм и мычать себе под нос мелодию. Автобус двинулся; Энн позволила пристегнуть себя к сиденью. Постепенно она успокоилась – мычание смолкло, и постукивание себя по плечу прекратилось. Энн обнаружила, что может управлять своей тревогой и контролировать объем поступающей информации. Когда мы приехали в парк, повторилась та же сцена: Энн успокоила себя – и мирно вышла из автобуса.

Я пошла к воротам парка. Неуверенными шагами, ступая на цыпочках, Энн догнала меня и взяла за руку. Держась за руки, мы вдвоем пошли прочь от остальных, к видневшимся вдалеке качелям.

Мы сели на качели. Раскачиваясь все выше и выше, я вспоминала другой парк, много лет назад – и думала: быть может, настанет день, когда маленькая аутичная девочка вспомнит человека из «их мира». Женщину по имени Донна, что протянула ей руку и повела за собой.

Послесловие

Многие любят все делить на категории. Я поступаю так с пуговицами, лентами и цветными стеклышками. Что же до людей – честно говоря, мне всегда казалось, что здесь существуют лишь две категории: «мы» и «они». Многие со мной согласны, однако дают этим категориям иные, более пространные и ценностно-окрашенные определения.

Я не верю, что здоровые и разумные люди чем-то «выше» тех, кто имеет психические проблемы или трудности в обучении. Зачастую люди с психическими проблемами сознательно отвергают ту «нормальность», которую многие их собратья, под давлением общества, тщетно стремятся обрести. То же можно сказать и о людях с трудностями в обучении: порой они воспринимают мир намного непосредственнее и глубже «нормальных». Они могут не замечать сложностей и деталей, сбивающих с толку; вместо этого они полагаются на простые инстинктивные реакции и отклики.

В этом смысле я признаю свои психические проблемы и трудности в обучении. К этому нужно прибавить смысловую глухоту, смысловую слепоту, трудности распознавания лиц и нарушения речи. Однако в рамках собственной «нормальности» я вела себя вполне нормально.

Я общалась с людьми, имеющими психические проблемы, трудности в обучении, интеллектуальные и физические отклонения. Общалась и с теми, кого именуют «аутистами». Это единственная группа, говорящая на моем собственном языке так хорошо, что в общении с ними я поняла: многое из того, что я считала индивидуальными чертами собственной личности, – следствия аутистических проблем, наложенных на мои природные индивидуальные свойства.

Несмотря на резкие изменения настроения, тревогу, навязчивости, я не считаю себя «сумасшедшей», хотя временами окружающие почти заставляли меня в это поверить. Впрочем, будь я предрасположена к тому, чтобы «сойти с ума» по-настоящему – не сомневаюсь, моя изоляция, связанная с острым Страхом Открытости¹, и порожденный ею стресс дали бы для этого достаточно причин.