— Почему она у тебя в деревне бродит? — грозно спросил директор лесника.
— Парень квёлый, не поправляется, узнать хотели, не больной ли.
— Тебе что есть его что ли? — Больной и больной. Пусть в лесу больше гуляет.
— Хотел узнать, не зараза ли какая, что худой.
— Да худые нас с тобой толстых переживут, — объяснил ему Прохватилов. Ты, парень, дело не забывай. Тут в лесу объявились трое. По всему селу воровство идет. К тебе тоже заглянуть могут.
— Пусть заглядывают, я их не боюсь.
— Они сокровища ищут, больше им тут делать нечего.
— Не найдут, если до сих пор мы их отыскать не можем.
— А сколько казалось, что схватили птицу за хвост и на тебе, снова обманка. Сердится хозяин, думает мы его просто за нос водим.
— Нам самим с ними не справиться, если б даже мы их и разыскали. Слишком раритетны. Многовековые изделия. Побрякушкам женским цены нет. Их нигде так просто не продашь. Сказали, что купец уже нашелся и готовит документы и возможность вывезти все это отсюда. Да вот самих сокровищ нет и нет.
— Ведь все точно тот каторжанин говорил и рисовал, только другой пристрелил его сразу, а ты поспешил его тоже, ножичек метнул в самое горлышко. Вот теперь и лазим мы с тобой три года, а все без толку.
— А нас, как всех раньше не шлепнут?
— Думаю нет. Им сопровождение нужно, да и столько лет мы их сберегали от разных искателей приключений.
— Хорошо придумали с арендой на землю. Прямо лучшего способа полного разорения крестьян невозможно было найти.
— Кто-то старался, думал. Теперь села свободные стоят.
— Ладно, что узнаешь, сообщай, — и они распрощались.
— Ничего себе мясокомбинат, — подумал про Прохватилова Равиль. — Не будет никого и он сгодится. Надолго хватит.
Эти азиатские сокровища не давали покоя многим. Только молвой разрозненные на четыре части, собирали искателей в разных местах. Людей перебито за это время — уйма, а разгадки так и нет. Многие подумывали, что их давно уже, еще тогда увели из-под носа охраны те, кто и послал забрать их для казны. Иначе зачем было расстреливать, убивать всех сопровождающих. И делить сокровища на четыре части? Что-то тут не так. Может и слух о их существовании поддерживают до сих пор, чтобы государственные люди не начали спрашивать с ответственных за их возвращение в казну? Иначе такое долгое путешествие по станциям в течение десяти лет, ничем не оправдано.
Сейчас голова Равиля была занята мальчишкой. Скелет не годился ему на обед, но и держать у себя он не мог. Вдруг увидит что и конец его делу. Подозвал Оксану, пока Петька у реки возился с удочкой и сказал:
— Толку от него никакого, я его убью.
— Умоляю тебя, оставь его. Не трогай. Он нам заместо сына будет.
— Какого еше сына? На лях он тебе понадобился сын? Никаких разговоров на эту тему, баба дурная.
В это время Петька подошел.
— Тетя Оксана я схожу к Аленке в село?
— К какой еще Аленке?
— Девочке. Такая красивая девочка там, дядя Равиль, как на картинке нарисованная.
— Что ж ты мне про неё не рассказываешь? — повернувшись к Оксане, спросил Равиль.
— Девчонка как девчонка, дочка врачихи, внучка деда Сидора, пчеловода.
— А по мне хоть турецкого султана.
— Хороша, говоришь девчоночка?
— Никогда не видел такой. У нее кудри золотые и вьются ниже пояса.
— Да ты прямо художник, описываешь портрет.
— А я умею хорошо рисовать, — похвастался Петька.
— Ладно. Иди к ней в гости, а я тебе краски куплю, нарисуешь портрет и подаришь ей. Приглашай ее в гости к нам.
Петька умчался быстрее ветра, а Оксана похолодела.
— Ты что задумал? Ведь они почти соседи, тоже с краю живут.
— Молчи, женщина. Закрой рот, пока тебя не спрашивают.
— Не дам. Не дам совершить такое. Она одна у матери и деда.
— Жалостливая нашлась. Штук двадцать разных сожрала и черных и белых и сереньких, а теперь на нее жалость напала? Тебе так и так вместе со мной отвечать придется. Кто их заманивал сюда? Кто кружку под кровь подставлял, шашлыки готовил, разделывал со мной и мясо продавал?
— Палач, — причитала. — Ты меня принудил к этому.
— Э, нет, голубка, кровавая, не думаю, что мне с другими так просто бы пришлось.
— Не хочу больше этим заниматься, — рыдала Оксана.
— Хорошо. Я тебя посажу на травку, листики, посмотрим, что запоешь.
— Лучше с голоду умру!
— Очень хорошо.
Он подошел к ней вплотную, схватил за волосы и начал бить другой рукой в живот, грудь, по лицу. От боли она осела, но он держал ее на весу за волосы и убил бы, если б не мальчишка. Тот возврашался назад. Равиль отпустил ее и сказал:
— Живо в баню, скажешь упала.
— Что так скоро? Или не приняли хозяева гостя?
— Их дома нет. На замок закрыто.
— Ничего попозже сходишь.
— Вы меня отпустите?
— Отчего же не отпустить к хорошим людям. Общение с ними заставляет ума набираться.
— Они такие хорошие.
— Вот и замечательно. Ты поди Оксану глянь, она с обрыва свалилась, в баньке отлеживается.
Петька нашел ее в предбаннике на скамейке, охающую, покрытую синяками.
— Тетя Оксаночка, что с вами?
— Упала. За корень зацепилась у дерева и скатилась по камешкам. Принеси мне воды.