Ньюкомы, жизнеописание одной весьма почтенной семьи, составленное Артуром Пенденнисом, эсквайром (книга 1)

Пикадилли только пробуждалась ото сна, в Хайд-парке на траве еще сверкала роса и просыпались бездомные бродяги, когда ранним утром наши герои направились к дому сэра Брайена Ньюкома, где сейчас лишь начали отворять ставни, чтоб впустить дневной свет. Служанка, мывшая парадное крыльцо со всем тщанием, приличествующим утреннему омовению столь великолепного особняка, сразу узнала Клайва и, улыбнувшись ему из-под торчащих во все стороны папильоток, впустила наших джентльменов в гостиную сэра Брайена, и они остались там дожидаться появления мистера Барнса. Здесь они провели целый час, разглядывая написанный Лоуренсом портрет леди Анны в белом муслиновом платье, склоненной над арфой, а также групповой портрет кисти Харлоу, изображавший миссис Ньюком с двумя улыбающимися близнецами у колен, — в то время они еще были не плешивыми и рыжеусыми британскими негоциантами, с коими успел познакомиться читатель, а толстощекими малютками с локонами до плеч, в смешных сюртучках с фалдочками и нанковых штанишках. Напротив леди Анны и ее арфы красовался великолепный портрет ее батюшки — покойного графа Кью в мантии пэра, и так как все описываемое происходило во дни короля Георга IV, в комнате, наверно, висел в богатой раме литографический портрет этого великого монарха. Люстра была затянута полотняным чехлом; на огромной выдвижной полке буфета между подставок для массивных серебряных подносов, обычно украшавших торжественные трапезы сэра Брайена, сейчас громоздились толстые тома парламентских отчетов; под полкой скрывалось обширное вместилище для вин, весьма напоминавшее собой римский саркофаг. Два человека, сидящие по оба конца гигантского обеденного стола, вынуждены бывают, наверно, перекликаться друг с другом над этим огромным пространством красного дерева и камчатного полотна, а дворецкому и лакеям, прислуживающим за столом, приходится совершать вкруг него целые путешествия. Я представил себе, как в этой огромной комнате, за огромным столом, далеко друг от друга, сидят в мрачном молчании два разодетых в пух и прах человека обыкновенного роста, вежливо потягивая херес, и подумал, что не такое уж завидное дело — титул да богатство и что в маленькой уютной гостиной, где кушанья подает расторопная служаночка, можно быть куда счастливей, нежели в этой огромной, мрачной и тоскливой обеденной зале, где бараньи отбивные вносят два бесшумно ступающих лакея во главе с мажордомом, похожим на распорядителя похорон. Вот и сейчас они входят и стелят скатерть, широкую, как парус адмиральского судна. Хозяина ждет почта: "Ньюком сентинел" — старая провинциальная газета умеренно-консервативного направления, в коей превозносится наш почтенный земляк и депутат, ведется счет его благодеяниям и слово в слово публикуются все его речи; еженедельная "Ньюком индепендент", которая изображает нашего высокочтимого депутата круглым дураком и каждый четверг сообщает ему за утренней порцией поджаренного хлеба, что он спесивый аристократ; пачка писем и провинциальных газет, "Таймс" и "Морнинг геральд" для сэра Брайена Ньюкома, и пачка поменьше (главным образом приглашения на обеды и званые вечера), а также "Морнинг пост" для мистера Барнса. Едва часы пробили восемь, как сей юный джентльмен спустился к завтраку; отец его еще на часок остался в постели: баронет частенько укладывался на рассвете — столь велики были его труды в палате общин.

Клайв так весь и вспыхнул, когда в комнате появился его кузен; возможно, что на бледном лице Барнса тоже выступил легкий румянец. Он вошел, держа в одной руке носовой платок, а в другой какую-то брошюрку, так что обе его руки были заняты, и он не мог ни ту, ни другую протянуть своим родственникам.

— Надеюсь, вы со мной позавтракаете? — спросил он, слегка картавя и томно растягивая слова. — Или вы хотите видеть батюшку? Но он выходит к завтраку только в половине десятого. Харпер, когда вчера вернулся сэр Брайен — до или после меня?

Дворецкий Харпер полагал, что сэр Брайен вернулся после мистера Барнса.

Когда слуга покинул комнату, Барнс обратился к дяде и, улыбаясь, чистосердечно признался:

— Честно говоря, сам я не очень-то помню, когда вернулся домой, сэр, а тем более — когда воротился папаша. Видите ли, в прихожей для нас оставляют две свечи, и если они обе на месте, я знаю, что батюшка мой еще в парламенте. Но что было вчера вечером, после вашей отличной песни, хоть убейте не помню! Я хватил вчера лишнего, сэр. Весьма сожалею об этом и прошу извинить меня. Такая неприятность случается со мной раз в десять лет, не чаще. Надеюсь, я никого не обидел, — тем более что некоторые из ваших друзей показались мне очень приятными людьми. А что до кларета, то, право, я столько принес его с собой на манишке и жилете, словно мне было мало вина за столом!

— Простите меня, Барнс, — сказал Клайв, густо покраснев. — Мне очень жаль, что так вышло, но это я вас облил.

Полковник, слушавший все это с откровенным недоумением на лице, не дал мистеру Барнсу ответить.