Одно время я в качестве переводчицы помогала Л. Шейнину* готовить его обвинение. Мне кажется, что именно тогда меня попросили «сходить к американцам» и спросить, нет ли у них материалов, относящихся к [Рудольфу] Гессу. Помню разговоры руководства о том, что союзники многие документы нам не предоставили. Мы располагали огромным количеством фактов, но основной архив нацистов оказался в зонах, оккупированных союзниками. Вот этих «подкрепляющих» нацистских документов нам и не хватало. «Сходи к американцам. Они тебя знают. Попробуй достать что-нибудь о Гессе», – попросили меня. И я пошла.
В хранилище документов были два молодых американца. Они сняли с полки одну из цинковых, судя по внешнему виду, банок с завертывающейся крышкой (может быть это был и не цинк). Вытащив из банки целый «свиток», отдали его мне. Не помню, расписывалась ли я в получении «свитка» или нет. Вряд ли. «Свиток» состоял из большого количества длинных телеграфных листов типа ТАССовских. Когда я принесла его и начала переводить (присутствовали Шейнин, Лихачев, Александров, Розенблит*), наступила тишина. Потом Лихачев попросил меня перевести документ с предельной точностью письменно. Я не ездила в Юстиц-Палас[189]
в последующие несколько дней. Кончив перевод, я передала его Лихачеву. По его словам, документ содержал в себе полное обвинение верхушки британского общества в тайном предварительном сговоре с Гитлером за нашей спиной. Лихачев сказал, что документ будет срочно отправлен в Москву, прямо к Сталину. Меня он попросил забыть все, что я перевела.Что это был за документ? Сверхсекретное сообщение Гесса Гитлеру о результатах его переговоров в Англии. Человек дисциплинированный, я действительно постаралась все забыть. Помню только длинный перечень титулованных лордов, пэров, промышленников. Помню, что они выразили готовность оказать Гитлеру финансовую и экономическую помощь. Помню свой ужас, бешенство при одной мысли о предательстве этих «союзников». Тогда я очень ясно поняла, что Англия совсем не была заинтересована в нашей победе во Второй мировой войне. По словам Лихачева, американцы подняли шум: якобы советская делегация обманным путем получила из хранилища документ, и даже потребовали выдачи виновника. Меня, на всякий случай, посадили на несколько дней дома. Но те два американца открыто заявили, что отдали документ по доброй воле и долгу службы. (Если не ошибаюсь, это произошло в зале суда.) Меня «выпустили». С двумя американскими ребятами мне больше встретиться не пришлось: они исчезли. Прошло какое-то время, и Лихачев выразил мне от имени Сталина благодарность.
Когда недавно я ездила в ин-т [Всесоюзный институт по изучению причин и разработке мер предупреждения преступности при Прокуратуре СССР] к М. Ю. Рагинскому выверять точность моей памяти относительно ввоза Паулюса в Нюрнберг, я спросила его относительно этого документа. Он о нем ничего не знал.
Конечно, Лихачев не докладывал о своих действиях никому. Но сегодня судьба этого документа меня тревожит. Говорят, что факты, содержавшиеся в нем, – в той степени, в какой я их помню – не секрет. Но не может ли быть так, что он – письменное доказательство предательства англичан – лежит в каком-нибудь архиве? Если им уже пользовались по назначению – дело одно. Если нет – дело другое. Профессор Геннадий Самойлов, с которым я встретилась в Комитете защиты мира, помнит, что документ в таком роде был, что был по поводу него какой-то шум и что документ этот был отправлен в Москву Лихачевым.
В Нюрнберге мы явились прямыми свидетелями начинавшейся холодной войны. Англичане помогали нам мало, если помогали вообще. Американцы делились на два лагеря: те, кто в холодной войне уже участвовал, и те, кто оставался лояльным.