Нюрнберг вне стенограмм

Для въезда в американскую зону нужны были визы. Мы перебрали разные варианты. Я даже предложила впечатать на американском бланке имя Паулюса с орфографическими ошибками. В английском языке вариант разного произношения одних и тех же букв возможен. Расчет состоял в том, что написание фамилии, например, «Powlus»[186] не будет прочтено в нежелательной форме. В случае «провала» можно будет всегда обвинить виновника (т. е. меня) в ошибке. После некоторых размышлений этот вариант был отклонен, и решили оформить визу на генерала Александрова[187] и 10 «сопровождающих лиц». Было также решено, что за визой отправлюсь я. Операция сохранялась в полной тайне. Зная привычку американцев на работе не задерживаться, я предложила пойти к ним ровно за 5 минут до их ухода, в субботу, 9 февраля – в 13.55.

Секретарь и переводчица генерала Руденко Лена Александрова хорошо помнит, как все произошло. Она утверждает, что пока я добывала визы, все сидели в кабинете Руденко напряженно, молча и страшно волнуясь. Мне же позволить себе волноваться было просто нельзя. Я не должна была думать о том, что «выполняю задание»: это могло отразиться прежде всего в моих глазах. Нужно было «полностью поверить в предлагаемые обстоятельства», как говорят на театре. И я поверила.

Фридрих Паулюс приносит присягу на заседании МВТ в Нюрнберге

Комната, в которой располагался американский отдел, выдававший визы, была большая. «Рабочий» стол тянулся прямо от окна, в глубине, почти во всю ее ширину. Перед столом стояли лицом к лицу два кресла. Американцы – все как один молодые ребята – уже были в полном сборе. Часы показывали 13.55. «Oh, hell!» («Черт бы тебя побрал!») – беззлобно выругался тот, кто обычно ставил печать. Другие начали что-то кричать. Я отвечала им шутя, боковым зрением следя за тем, что происходило за столом. В душе отвратительно посасывал липкий страх. Болтовня помогала кое-как его скрыть. Когда американец вынул ключи и открыл ящик, внутри «ухнуло». До сих пор вижу перед глазами листки визы на его ладони и как он выдавливал печать. Швырнув остававшуюся у них копию визы в стол, американец отдал визу мне, и я пошла, сопровождаемая тем же «перебрехом». Вот и все.

Остальное известно из статьи.

Как писал Г. Н. Александров в своей книге «Нюрнберг вчера и сегодня»[188], в то заседание, когда Паулюс появился в суде, «Зал судебного заседания заполнился молниеносно. Журналисты потом говорили, что это был самый сенсационный день во все время Процесса. В тот день из Нюрнберга было послано рекордное число телеграмм».

В своей книге Г. Н. Александров также писал: «Этому предшествовали события, развивавшиеся почти в кинематографическом темпе. Из подмосковного лагеря для военнопленных Паулюс был доставлен в Берлин, а оттуда в небольшой город Плауэн, расположенный близ американской межзональной границы. Главный советский обвинитель Р. А. Руденко поручил мне участвовать в доставке Паулюса в Нюрнберг. Учитывая обстановку в американской зоне, где нашли пристанище многие нацисты, военные преступники, эмигранты и прочий сброд, было решено осуществить эту операцию конспиративно, с соблюдением всех необходимых мер предосторожности. Так появился пропуск, выданный американской администрацией на мое имя и на десять сопровождающих меня лиц без указания фамилий. Мы выехали из Плауэна на трех автомашинах ночью с таким расчетом, чтобы на рассвете прибыть в Нюрнберг.

В это раннее утро мы ехали с Паулюсом в одной машине по улицам Нюрнберга, и именно тогда, глядя на разрушенный город, он и сказал: «Вот иллюстрация к словам Геринга, что ни одна бомба не упадет на Германию».

2