Мороженое под брендом
Карикатурист Б. Е. Ефимов вспоминал: «В ресторане и в баре всегда имеется ананасовый, апельсиновый или грейпфрутовый сок, а также знаменитая кока-кола, описанная еще Ильфом и Петровым. Это – хорошо. Но зато американская кухня здесь – это что-то чудовищное по невкусности и неаппетитности. Это – пресные каши, лежалые яйца, консервированное мясо с вареньем, котлеты с кремом, соленые огурцы с сахаром, все сладкое, все приторное. Особенно донимает то, что к столу вместо хлеба подается сладкий кекс с изюмом, с которым надо кушать и суп и мясо. Когда Шейнину его жена прислала из Москвы с оказией несколько маринованных селедок и бутылку настоянной на чесноке водки, то это распределяли на всю делегацию, как ценнейшие витамины».
Иногда мы выезжали посмотреть окрестности. Однажды, петляя по малым дорогам, как говорится, «среди бела дня» мы заехали в веселый и кудрявый лес и неожиданно остановились, увидя перед собой ограду лагеря. Это был лагерь для военнопленных. Мы быстро уехали обратно. Как выяснилось, в лагере находились русские, но он не был обозначен на специальных картах, и наша комиссия по репатриации о нем не знала. Когда мы добились права посетить этот лагерь, от него не осталось ничего, одни следы.
В Нюрнберге был комендантский час. Как-то к вечеру, возвращаясь в город, мы увидели ковылявшего на протезе вдоль шоссе немца. Он явно спешил добраться до дома и явно не успевал. Что же мы сделали? Остановили машину и немца довезли. Помню, как я подумала: «О, русский характер! Этот немец, может быть, и ногу-то потерял, убивая наших солдат на Восточном фронте!»
Американцы церемонились меньше. Была среди горничных в «Доме Руденко» одна немолодая немка. Как она рассказывала, ее муж был действительно убит на Восточном фронте, и она осталась с четырьмя детьми. В американской зоне существовали продуктовые карточки. По ее словам, продукты выдавались только тем, кто работал, иждивенцам – нет.
Однажды я заболела, лежала дома. Еду мне привозили в комнату на специальном двухъярусном столике. Мы полностью находились на американском довольствии, и нас буквально закармливали. Завтрак, к примеру, состоял (включая соки) из 5, 6, а то и 7 блюд. Платили мы из своей зарплаты пустяки.
Так вот, еду мне привозила эта немка. Как-то раз я взглянула на нее, пока она ждала, и буквально ахнула – такими жадными глазами она впилась в обилие продуктов, разложенных предо мной. Вот ту-то я и узнала, как трудно ей было прокормить детей.
Выносить продукты из «Дома Руденко» обслуживающему персоналу американцы не разрешали. Выздоровев, я регулярно напихивала свои карманы снедью и выходила за ворота. Обогнув угол и дождавшись немку, я передавала ей все, что смогла принести. Немка часто плакала.
Плакали, между прочим, многие из нашей обслуги, когда я уезжала из Нюрнберга совсем. Они ко мне хорошо относились.