Ночь полководца

На столе, поверх стопки газет, Рябинин увидел почтовую открытку и с некоторым замешательством вспомнил, что на нее давно надо ответить. Письмо было от сестры, с которой он не виделся много лет... Но генерал привык уже отвечать только на служебные бумаги, на запросы и рапорты - он был вдовцом, не имел детей, друзья его молодости потерялись... Достав из стола чистый лист бумаги, Рябинин задумчиво сидел над ним некоторое время, не зная, как и с чего начать. Не без труда он сочинил коротенькое сообщение о том, что здоров, что наступила весна и снег сходит с полей. Подумав, он попросил сестру не беспокоиться о нем и справился о здоровье племянницы, которой никогда не видел. Он едва не подписался своей полной фамилией, как подписывался под приказами. Спохватившись, он удивленно вывел: "Твой брат Сережа".

В занавешенное окно слабо и дробно застучал дождь, брошенный на стекло ветром.

"Льет, проклятый!" - подумал командарм, прислушиваясь.

Он посмотрел на часы - отдыхать ему осталось немного. Надписав на конверте адрес, он с облегчением отодвинул письмо. Повернувшись боком к столу, генерал, стараясь не запачкать пальцев, долго стаскивал сапоги, затем, отдуваясь, отнес их к кровати. Он постоял там и снова вернулся к столу, неслышно ступая большими ногами в белых шерстяных носках. Сняв телефонную трубку, он вызвал начальника своей артиллерии.

- Не спишь еще, Иван Федорович? - спросил генерал. - Как настроение? Хорошее?.. Я его тебе испорчу.

Прикрыв трубку морщинистой рукой, он негромко продолжал:

- Где пушки РГК? Мне Богданов жаловался, Уманец звонил... Размыло гать?! Ну, то-то... - успокоился командарм, услышав, что дорога уже починена.

- ...Погода меня режет, - закончил начальник артиллерии свои объяснения.

- Это бедствие, а не погода, - согласился генерал. С пола тянуло холодом, и он поочередно поджимал то одну, то другую ногу. - Только я сочувствовать не умею... Вот именно... В твое положение входить не стану.

Командарм положил трубку, сел на край кровати и начал раздеваться. Ему не нравилось собственное постаревшее тело, постоянно ныне напоминавшее о себе, и, разоблачаясь, он старался не смотреть на него - на грузный живот, на грудь с посеревшей, как будто намыленной растительностью. Вытянувшись под одеялом, он испытал на минуту сладостное чувство физического покоя...

"Кап... кап... кап..." - услышал он легкое постукивание дождя.

- Будь ты неладный! - пробормотал Рябинин.

Он с беспокойством подумал, что вода в Лопата, протекавшей на фланге его армии, поднимется за ночь еще выше. Правда, он приказал обследовать и укрепить дамбу, оберегавшую долину реки, однако размеры паводка предусмотреть было трудно.

Как у многих старых людей, сон Рябинина был короток и приходил не сразу. Генерал боялся, что вообще не уснет этой ночью, если не попробует успокоить свою растревоженную мысль. Чтобы не думать о дивизиях, двинувшихся уже на исходные рубежи атаки, он снова надел очки и взял газету. В доме было тихо, слабо сияли никелированные шарики на кровати, равномерно тикали ходики на стене. Командующий терпеливо читал статью за статьей, время от времени поглядывая на окно. Там беспорядочно, чуть слышно шумел дождь. Стараясь не раздражаться, Рябинин отложил газету, прикрутил свет в лампе и закрыл глаза. Тотчас же в голове его, словно выпущенные на волю, замелькали обрывки приказов, отданных сегодня, лица людей, рапортовавших ему, вспомнились недавние заботы, невысказанные опасения...

"Надо спать", - беззвучно пошевелил губами генерал, сжимая веки...

Спустя некоторое время ему действительно удалось заснуть, но это был пугливый, стариковский сон... Рябинину чудилось, что он все еще слышит голос, повторяющий одно и то же:

"Погода меня режет, погода, погода..." Было неясно лишь, кто это шепчет: начальник артиллерии или Уманец, член военного совета?

"Бедствие, а не погода", - отвечал командарм, и собственные слова казались ему гневными, суровыми, уничтожающими. Он что-то еще говорил и, не понимая своих речей, испытывал, однако, полное удовлетворение. Иногда он почти просыпался, и шарики на кровати начинали мерцать, как сквозь туман. "Кап... кап... кап..." - постукивал кто-то возле его головы, и генерал чувствовал неотчетливую тревогу.

"Надо вставать", - думал он и медлил, пока не переставал слышать. Он открыл глаза ровно в пять часов, как и наметил, ложась в постель.