Ночная кукушка

А когда Линулинка соблаговолила насытиться и встала из-за стола, её муж громко произнёс:

– А теперь пусть бабушка и дедушка пообщаются с внуками, – и вручил Лининых детей сияющим от счастья родителям, которые смотрели на свою младшую дочь как на Апостола, ловя каждое её слово и малейший поворот головы, после чего добавил. – А мы с Линой пойдём гулять.

И естественно, мытьё посуды легло на меня. Равно как и приготовление завтрака для себя и своих детей, потому что Линулинка со своим семейством съели всё, что приготовила мама.

Дальше было хуже. Нам запрещено было вообще попадаться на глаза Линулинке и членам её семьи. Нам нельзя было заходить в дом. Нельзя было выходить в огород, если Лина или кто-то из членов её семьи был на огороде. Нам приходилось самим тайком готовить себе еду в интервалах между трапезами Лины. Причём есть те продукты, которые я привезла, нам тоже не разрешалось. Но при этом мама с радостью готовила их для Лины.

– Но я же купила это для своих детей! – возмущалась я, видя, как мама открывает мои консервы для Лины или варит для неё сосиски, которые я купила.

– А тебе жалко? – раздражённо отвечала мать. – Ты же привезла их нам! Они лежат в нашем холодильнике, и поэтому я могу этими продуктами кормить того, кого захочу!

– Но почему, в таком случае, ты не позволяешь есть их моим детям?

– Опять ты начинаешь ревновать к своей сестре! – вернулась к своей прежней отговорке мама. – Взрослая женщина, а так глупо себя ведёшь!

И ещё. Линулинке на ужин папа всегда выкапывал на огороде молодую картошку. Но при этом для нас её никогда не оставалось, и мне приходилось снова и снова чистить старую. И любые мои попытки что-то выкопать или сорвать на огороде, вызывали гнев родителей, которые орали на меня так, что уши закладывало, и мне было проще есть старую картошку, лишь бы сохранить остатки нервов и самообладания.

Практически всю неделю мы провели на осадном положении. Большую часть суток мы прятались в тёмной кладовке. Особенно это было сложно делать в жару. На улице было сорок градусов, и мы с детьми просто обливались потом, но стоило нам выйти во двор, как родители начинали на нас кричать, чтобы мы вернулись обратно в кладовку.

– Но там же дышать нечем! – пыталась я спорить. – К тому же там темно! Мы не можем всё время лежать на жёстких кроватях! Что же, мы и выйти подышать не имеем права?

– Я же тебе сто раз говорила! – ругалась на меня мать. – Потерпи всего неделю! Потом сможешь снова вернуться в дом!

– Но почему я должна терпеть? Или я не дочь тебе? Или мои дети хуже детей Лины?

– Вот опять ты за своё! Как я могу с тобой разговаривать, если твоя ревность к сестре не знает границ! Тебе уже столько лет, а ума ты совсем не нажила! – переходя на оскорбления, отвечала мать.

И я из последних сил сдерживала себя. Сдерживала, чтобы не нагрубить. Сдерживала, чтобы не собрать чемодан и не уехать отсюда. Потому что знала, если я это сделаю, то никакая сила в мире не заставит меня вновь вернуться сюда.

Но самое ироничное во всей этой истории то, что вся эта вынужденная осада не освобождала меня от работы по дому и в огороде. Так, каждое утро, пока Линулинка с семейством ещё отдыхали, меня ожидал огромный таз с грязным бельём, количество которого гораздо увеличилось, так как теперь мне приходилось стирать ещё и одежду сестры и членов её семьи. И стоило лишь мне возразить, как родители тут же начинали на меня кричать и оскорблять, обвиняя в лени, в неблагодарности и (их любимая тема!) в ревности к сестре.

Кроме этого, нужно было работать в огороде, но так, чтобы Лина меня не видела. Да мы даже в туалет не могли нормально ходить, потом что, если хоть кто-нибудь в этот момент был на огороде, на нас сразу же начинали кричать, прогоняя в кладовую.

Вероятно, мне не поверят, что такое возможно. Но это – чистая правда! Бог –свидетель, я даже не преувеличиваю. Я никому не рассказывала об этом, потому что заранее знала, что встречу непонимание, ведь родители не должны так поступать со своими детьми. И я полностью с этим согласна. Семья должна быть одной командой. Должна единым фронтом выступать перед всем миром. Семья – это те, кто подадут тебе стакан воды, когда ты будешь в этом нуждаться. Но мне довелось родиться в такой семье, что если я буду умирать, то они не только не подадут мне стакан воды, но и отодвинут его подальше, чтобы я быстрее окочурилась.

И в течение той злосчастной недели, я считала минуты до отъезда сестры. Мне ужасно хотелось переместиться вперёд во времени, чтобы наконец-то это безумие закончилось. Но страшнее всего было по ночам. И хотя кладовка была отнюдь не маленьких размеров, и в ней даже стояли две старенькие узенькие кровати, положения это не спасало.