Ночная смена

Ну и, как вы понимаете, после прочтения этого предисловия остается только спросить у автора: «Зачем мне тогда читать твою книгу?» «Сын цирка» – это поразительный пример того, как невероятно талантливый писатель пытается залезть на совершенно чуждую для себя территорию и лажает просто на каждом шагу. У Рушди, например, в «Шайтанских аятах» даже профессии двух главных героев работали как отличные метафоры: Джабраил Фаришта был актером Болливуда, олицетворяя попытку уцепиться за родную культуру, а Саладин Чамча, напротив, полностью порвал отношения с Индией и работал актером озвучки – то есть фактически отдал свой голос другим людям.

У Рушди все это работает. Можно сколько угодно критиковать «Аяты» за многословность и прочее, но одного у него не отнять – заложенные в текст и подтекст метафоры работают, вовлекают читателя, ты понимаешь, почему один герой – актер Болливуда, другой – актер озвучки. У Ирвинга тоже речь идет об актерах Болливуда, и даже больше скажу: о близнецах, но штука в том, что у него это выглядит так, как будто он составил список всех возможных стереотипов об Индии и, пока писал роман, шел по этому списку и вычеркивал из него пункты. Та-а-ак, что тут у нас? Грязная река Ганг – есть; актеры-близнецы – есть!

Знаете, у Джулиана Барнса есть роман «Англия, Англия», один из моих любимых у него. Сюжет такой: один одиозный и придурочный миллиардер Джек Питман выкупает целый остров в океане и начинает строить на нем специальную копию Англии для туристов. Один из его рекламных слоганов – «Мы взяли все хорошее и убрали все плохое». В процессе строительства этого тематического Диснейленда команда Питмана проводит соцопросы, собирает все самые махровые туристические стереотипы об Англии: Биг-Бен, даблдекер, красная телефонная будка, Шервудский лес, овсянка и прочее – и, отталкиваясь от всех этих нелепых клише, начинает строить новую, «улучшенную» Англию. Совершенно гениальный роман, всем советую его прочесть. А вспоминаю я о нем сейчас потому, что «Сын цирка» Ирвинга, на мой взгляд, – это как раз такая попытка написать постколониальный роман об Индии, базируясь исключительно на стереотипах об этой стране. На самом деле, уникальный в своем роде случай, поэтому я на нем так подробно задерживаюсь, – эту книгу, мне кажется, нужно включить во все курсы писательского мастерства, чтобы студенты знали, как делать не надо. Причем парадокс здесь в том, что Джон Ирвинг действительно великий писатель, и если вы интересуетесь американской литературой, то «Мир глазами Гарпа», «Правила дома сидра» – это вот прямо обязательно к прочтению.

Чимаманда Нгози Адичи. «Американха»

Пока думал, как описать «Американху» Адичи, вспомнил другой роман – «Сочувствующего» Вьет Тхань Нгуэна (о котором я еще расскажу в конце). Там есть целая сцена – одновременно смешная и пронзительная, – где главный герой, выходец из Вьетнама, прочитав сценарий фильма, объясняет американскому режиссеру, что крики боли на вьетнамском отличаются от криков боли на других языках. «Вы заставляете представителей моего народа кричать следующим образом: АЙ-Й-И-И-И-И!!! Так кричит, например, Крестьянин № 3, напоровшись на кол во вьетконговской яме-ловушке. Или Маленькая Девочка… перед тем, как ей перерезают горло. Но я много раз слышал, как кричат мои земляки, когда им больно, и смею вас уверить, что это звучит иначе. Хотите послушать, как они кричат?»[37] Этот абзац может служить неплохим описанием «Американхи» – потому что это, конечно, роман о расе и расизме, но еще и о том, что крики боли на нигерийском английском кардинально отличаются от криков боли на любом другом языке. Вообще, надо сказать, всякий постколониальный роман – даже когда говорит о расизме и цвете кожи – всегда о языке. О смысле слов, об акцентах, об ударениях. И в конечном счете – о переводе. Чувствительность к нюансам языка – характерная черта героя, застрявшего между культурами. Рушди называет одного из своих героев «индийцем, переведенным на английский». В «Американхе» по сюжету главная героиня Ифемелу переезжает в США по студенческой визе и, разумеется, сталкивается с расизмом и предубеждениями, но самый неприятный эпизод у нее связан именно с акцентом – чтобы стать своей, ей приходится сломать собственные представления о хорошем языке: «Она говорила по-английски всю жизнь, вела дискуссионный клуб в средней школе и всегда считала американскую гнусавость признаком неразвитости… ‹…› И в последующие недели, пока нисходила осенняя прохлада, Ифемелу принялась тренировать американский акцент»[38]. Плюс куча других неприятных языковых открытий – слова, которые в Нигерии считаются комплиментом, в США значат нечто диаметрально противоположное: «”Полукровка” тут – ругательство. ‹…› Рассказываю я им о том, как там у нас все и как все мальчишки за мной бегали, потому что я полукровка, а эти такие – ты себя опускаешь. Так что я теперь двухрасовый человек, а если кто-то зовет меня полукровкой, мне полагается обижаться».