Ночной хозяин

Он стоял на посыпанной желтым речным песком тропе. По сторонам от нее, неприятно шелестя, росли страшноватые кусты с высохшими ветвями, усеянными большими острыми шипами. Ветви постоянно двигались безо всякого ветра, сами по себе, извивались, танцуя странный завораживающий танец.

Небо над головой было неестественного ядовито-бирюзового оттенка. Прямо из его центра на Оттавио уставился чей-то гигантский глаз, от которого исходили потоки холода и мертвенное свечение.

Он знал, что эта штука заменяла здесь солнце.

Опустив глаза, чтобы не смотреть на танец высохших ветвей, Оттавио, увязая в песке, побрел по тропе вперед. Он бывал в этом месте уже дважды и, в принципе, знал, что увидит дальше, хотя также знал, что здесь ничего не остается неизменным.

По ощущениям, он шел по тропе, не поднимая глаз, довольно долго. Здесь не на что было ориентироваться, сердце у него не билось, глаз неподвижно висел в центре неба, злобно пялясь вниз и поливая все волнами потустороннего холода. Время здесь не имело значения.

Наконец, тропа привела его на поляну, покрытую сухой колкой травой. Посередине поляны, окруженной все теми же вездесущими кустами, стояло небольшое искривленное дерево. Прямо под деревом валялись осколки каменного, разбитого надвое изваяния. Когда-то оно изображало горного ястреба — сигну рода монских иль Стрегонов.

На одном из обломков крыльев сидел дух-хранитель рода.

Он был облачен в белоснежное одеяние, чем-то напоминающее старолацийскую тогу. Из-под тоги торчали мощные птичьи лапы. Голову покрывали мягкие, похожие на пух, рыжие перья. Такие же перья росли на его руках. На правой руке у него шесть пальцев, снабженных острыми желтыми когтями, на левой четыре. Золотистые глаза, пробитые двойным зрачком, смотрели пристально и равнодушно. Его худое птичье лицо имело несомненные, хоть и искаженные, фамильные черты Стрегонов.

Дух, не вставая, указал Оттавио на красную ленту, завязанную сложным узлом на ветви дерева.

— Ты остаешься. За тобой долг.

Слова родились внутри головы — изображать человеческую мимику, открывая рот, дух считал слишком утомительным.

— Тяни.

Оттавио взялся за конец ленты и со словами:

— Я остаюсь. Исполняя долг, — потянул его на себя. Сложный узел развязался, как будто сам собой, лента вспыхнула ярким бездымным пламенем и растаяла. В последний миг Оттавио привиделось, что небо над поляной почернело, прорезавшись вместо давешнего глаза холодными белыми точками.

Оттавио моргнул. И очнулся в кабинет маркиза.

Маркиз смотрел на него, ожидая ответа. Оттавио разлепил пересохшие губы.