Читаем Ночной корабль: Стихотворения и письма полностью

У этого тифозного бреда весьма удивительное продолжение: однажды в Париже, году в 59-ом, была у меня актриса, игравшая в моей пьесе. Я не очень хорошо ее знала, только иногда встречала, чаше видела на сцене и ценила ее игру. Говорили мы с ней о пьесе я об ее роли, потом стали пить чай и почему-то заговорили о свойствах бреда и о том, что он иногда реальнее реальности, и вдруг она сказала, что в детстве, когда болела, то при сильном жаре, всегда видела одно и то же и, если это появлялось, она знала, что температура, конечно, сорок. И что же она мне рассказала? Слово в слово то самое, что я сейчас – Вам: также под кровать приходили крошечные кибитки и разводили крошечный костер. Это произвело на меня такое впечатление, что я просто не посмела рассказать ей о своих гномах. Получилось бы, что я возмутительно фантазирую, и мне оставалось только поахать сочувственно…

Тоскуйте, тоскуйте обо мне в Переделкине! Я ведь для того, чтобы тосковать, никуда не еду, хронически тоскую. А как я вспоминаю Ваше появление в Переделкине! А вкус вина был неповторимый, оно пахло всей переделкинской осенью. Помяните меня у Пастернака. Хоть бесчувственному телу равно всюду истлевать, мне хотелось бы истлеть на том кладбище.

Меня не удивляет замороженность «Аттилы» в холодильнике. Я его и не собиралась давать, но меня уговорили, торопя, и сказав, что немедленно начнут печатать, после чего, через три месяца, признались, что «еще не читали».

Гораздо больше меня волнует судьба Ваших книг, хочется их взять в руки, пока жива.

Знаете ли Вы, о заоблачный поэт, что Вы никогда не говорили мне, как зовут Вашу сестру, – зодчего голубых городов? Теперь я понимаю, почему Вам так близки ивы и почему они прорастают сквозь Ваши стихи! Старалась вообразить, от какого имени произошла Ива, и ничего не нашла, кроме французской Иветты, но в последней сомневаюсь. Из сказки?..

Так вот, – я только что вернулась из клиники, где Михаил Максимилианович рассказал мне про гномов, что они ведут свое начало с времен Рима, когда только образовалась Богемия. У женщин Богемии был способ, выращивать особенно крошечных детей, которые не росли (в нашем веке, чтобы вывести породы крошечных собачек, им прибавляют в пищу минимальные дозы медного купороса). Такие карлики очень ценились на рудниках: ища руду, они пролезали везде. Носили толстые чулки, кожаные башмаки, кожаные фартуки и красные колпачки. Для измерения углов имели при себе, помимо фонарика, кирки, молотка и проч., еще инструмент из палочек, назывался «ГНОМОН» – отсюда – гном .

Дорогая моя, гашу лампу и лезу в ванну, готовясь вообразить себя в Черном море. Оба Ланга целуют Вас со всей любовью и просят не замолкать на месяцы.

Ваша Вега


31.


26 мая 1972

Дорогая Светлана,

не могу с Вами не поделиться сном, который этой ночью мене посетил и был так реален, что невозможно назвать его сном. Можно только сказать, что это, действительно случилось и стоит перед глазами, заслонив всё на свете.

Было пространство. Мягко-голубое, бесконечное. Пространство искрилось фосфорическими точками и, сквозь мягкую, нежную, мерцающую пелену какого-то блаженно свежего воздуха, мы с Крылатым приближались к очень высоким, туманным, но светлым скалам, зная, что это – планета . Со скалы поднялся нам навстречу высокий, гибкий и тонкий человек, весь в белом атласе, одетый во что-то из эпохи Генриха II. Он протянул обе руки, приветливо, дружески, потом сел на скалу, опершись о камень ладонями. Руки были тонкие, с длинными пальцами, черные, а голова у него была оленья, тоже черная, с большими, точеными рогами. Он сидел, повернувшись в профиль, и у него был длинный, вавилонский и в то же время олений глаз. Из-за скалы, позади него, стала подниматься громадная луна и на нее легла его тень, и это било так прекрасно, и так спокойно, что мне и сейчас хорошо, пока я вижу эту луну, эти искорки света в голубом и эту прелестную, небольшую оленью мордочку, закинутую назад и купающуюся в лунном свете. Если в этом есть отголосок булгаковского Пилата, то как же он фантастично преобразился! Надо ли после такого оленя-человека, бросающего тень на луну, ходить в кино?! Будь у меня холст и возможность взяться за краски, не дрожа за хозяйские ковры, а, главное, время, – готова картина, но пусть она хранится в памяти.


32.

20 июня 1972

Дорогая Светлана, да послужит одним сплошным, громадным «спасибо» тот восторг и та радость, которые я испытываю, наслаждаясь Сомовым (ах, сколько в нем Тюлиного!) и Чурленисом, которым потрясена. Почти одновременно пришла и Кирилловская церковь от Алены, так мне буквально некогда было жить, и дотла сгорела кастрюлька, но туда ей и дорога.

Перейти на страницу:

Все книги серии Серебряный век. Паралипоменон

Похожие книги

100 великих деятелей тайных обществ
100 великих деятелей тайных обществ

Существует мнение, что тайные общества правят миром, а история мира – это история противостояния тайных союзов и обществ. Все они существовали веками. Уже сам факт тайной их деятельности сообщал этим организациям ореол сверхъестественного и загадочного.В книге историка Бориса Соколова рассказывается о выдающихся деятелях тайных союзов и обществ мира, начиная от легендарного основателя ордена розенкрейцеров Христиана Розенкрейца и заканчивая масонами различных лож. Читателя ждет немало неожиданного, поскольку порой членами тайных обществ оказываются известные люди, принадлежность которых к той или иной организации трудно было бы представить: граф Сен-Жермен, Джеймс Андерсон, Иван Елагин, король Пруссии Фридрих Великий, Николай Новиков, русские полководцы Александр Суворов и Михаил Кутузов, Кондратий Рылеев, Джордж Вашингтон, Теодор Рузвельт, Гарри Трумэн и многие другие.

Борис Вадимович Соколов

Биографии и Мемуары
Мсье Гурджиев
Мсье Гурджиев

Настоящее иссследование посвящено загадочной личности Г.И.Гурджиева, признанного «учителем жизни» XX века. Его мощную фигуру трудно не заметить на фоне европейской и американской духовной жизни. Влияние его поистине парадоксальных и неожиданных идей сохраняется до наших дней, а споры о том, к какому духовному направлению он принадлежал, не только теоретические: многие духовные школы хотели бы причислить его к своим учителям.Луи Повель, посещавший занятия в одной из «групп» Гурджиева, в своем увлекательном, богато документированном разнообразными источниками исследовании делает попытку раскрыть тайну нашего знаменитого соотечественника, его влияния на духовную жизнь, политику и идеологию.

Луи Повель

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Самосовершенствование / Эзотерика / Документальное
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное