Ночной океан

Когда волны возобновили свою пульсацию, Картер понял, что его странная просьба была удовлетворена. Начало поведало ему о колодцах тьмы, за которые придется шагнуть, о безымянной пятикратной звезде[31] в безвестной галактике, вокруг которой вращался чужой мир, и о скрытых внутренних угрозах, с которыми постоянно боролась раса этого мира. Оно донесло до Картера и то, под каким углом повернется планар его сознания относительно планара искомого мира, чтобы вселить его в тело присутствующего там Картера-аспекта. При этом он должен твердо усвоить и не позабыть свои символы, ибо не сможет вернуться без них назад.

Картер послал в ответ мысленное «да», решив, что упомянутые «символы» – знаки на серебряном ключе, уже успешно перемещавшие его из 1928-го в 1883 год. Почувствовав его нетерпение, Начало изъявило готовность начать процесс. Бег волн резко прекратился, и на мгновение все вокруг будто замерло в ожидании.

А затем пошел низкий рокочущий гул, стремительно набиравший силу и переросший в чудовищный звон. Вновь Картер ощутил себя точкой приложения сильнейших энергий, разящих в знакомом уже ритме внеземного пространства, которое он не мог описать ни как полыхающий жар горящей звезды, ни как всеубийственный холод абсолютных пустот. Перед ним играли, свивались и заплетались полосы и лучи цвета, вовсе не встречающегося ни в одном из спектров нашей Вселенной, и он осознавал, что движется с ошеломительной скоростью. Мимолетно он приметил фигуру, одиноко сникшую на мраморном престоле; тот был скорее восьмиугольной формы, чем какой-либо другой.

VI

Индус замолк. Де Мариньи и Филлипс всецело обратились в слух. Аспинвалл делал вид, что не следит за рассказом, не отрывая глаз от бумаг на столе. Послушное неземному ритму отстукивание саркофагоподобных часов обрело новый зловещий смысл; курения же из оставленных без внимания резервуаров свивались в гротескные клубы, вступающие в некий странный союз с узорами и геральдическими фигурами настенных гобеленов. Негр-старик, присматривавший за ними, убыл – некое нагнетающееся напряжение спугнуло его, быть может. Рассказчик чуть помедлил, словно извиняясь, прежде чем продолжить.

– Знаю, вам нелегко принять мои слова на веру. Дальше станет только труднее – в силу окаменелости наших представлений. Я не стану заостряться на слишком сложных фактах – им предпочту наиболее непреложные. Итак, когда стих звездный вихрь и умолк неистовый звон…

…Рэндольфу Картеру показалось, что он вернулся в один из неоднократно виденных снов. Как и в сновидении, он обнаружил себя идущим по городским улицам меж стальных стен в потоке странных существ. Пять разноцветных солнц горели у него над головой. Как показал скорый осмотр собственной оболочки, Картер теперь с виду не отличался от прочих здешних: складчатая кожа была местами покрыта чешуей, а туловище сочленялось как у насекомого, хотя в очертаниях его и присутствовало некое карикатурное сходство с телом человека. Серебряный ключ был с ним – он держал его в своей клешневидной руке.

В следующий момент ощущение, будто он видит сон наяву, исчезло. Напротив, аспект Картера почувствовал себя пробужденным от заунывного и долгого кошмара с существом высшего порядка, Началом, и каким-то абсурдным созданием чужой расы с именем Рэндаль – если память не подводит, звучало оно примерно так. Сны со сложной структурой нередко посещали чародея Скаубу, жителя планеты Йаддит, – пожалуй, даже чересчур часто, мешая ему должным образом отваживать свирепых подземных бхолов от выхода на поверхность и спутываясь с его подлинными воспоминаниями о мириадах настоящих миров, на которых он побывал, конвертировав себя в световой луч. Теперь они претендовали на реальность как никогда: тяжелый, вещественный серебряный ключ у него в правой конечности – копия того, что явился во сне, – служил тому подтверждением. Скауба решил предаться покою и думам и в поисках совета погадать по табличкам Нхиня. Поднявшись по металлической лестнице в закоулке, уводившем от главного пересечения улиц, и войдя в свои комнаты, он подошел к одной из полок.

Спустя семь фракций дня Скауба съежился в своем кресле-призме в благоговении и чуть ли не в отчаянии – ибо вместе с правдой вскрылся новый и противоречивый комплекс воспоминаний. Покой и внутреннее единство с самим собой оставили его – на все времена и пространство стало их двое: Скауба, чародей с Йаддита, которого коробила как мысль о земном млекопитающем Рэндольфе Картере, так и перспектива вновь в него обратиться, и бостонец Рэндольф Картер, боящийся артропода с клешнями, коим он когда-то был и вновь сделался, попав на Йаддит.