Ночной цирк

— Я бы и не смогла, — говорит Селия. — Как ты себя чувствуешь?

— Несчастным. Но боль отступает. Я сказал Александру той ночью, что хочу уйти. Я, должно быть, не думал об этом всерьез, а только хотел посмотреть его реакцию.

— Скорее всего, это предназначалось для того, чтобы заставить нас почувствовать, будто мы не в клетке, — говорит Селия. — Мы не можем почувствовать решетку, пока не будем на них давить. На моего отца с Александром. Мой отец говорит, что всё было бы гораздо проще, если бы мы не были увлечены друг другом. Возможно, он прав.

— Я пытался, — говорит Марко, обхватив её лицо своими руками. — Я пытался отпустить тебя и не смог. Я не могу перестать думать о тебе. Я не могу перестать мечтать о тебе. Разве ты не чувствуешь того же ко мне?

— Чувствую, — отвечает Селия. — И ты есть у меня здесь, ты повсюду меня окружаешь. Я сижу в «Ледяном саду», чтобы получить намек или подсказку что же чувствуешь ты, и таким образом, ты заставляешь меня испытывать те же чувства. Я почувствовала это еще за долго до того, как узнала кем ты был, и каждый раз я думала, что это чувство не может быть сильнее, чем оно уже есть.

— Тогда, что мешает быть нам вместе сейчас? — спрашивает он.

Его руки соскальзывают по её лицу вниз к декольте на её платье.

— Я хочу этого, — говорит Селия, и у неё перехватывает дыхание, когда его руки опускаются всё ниже. — Поверь мне, я очень этого хочу. Но это касается не только нас с тобой. Есть столько людей, увязших в этой игре. Становиться всё сложнее и сложнее поддерживать заведенный порядок. А это… — она кладет свои руки поверх его, — это очень отвлекает. И меня очень волнует, что может произойти, если я потеряю концентрацию.

— У тебя нет источника питания, — говорит он.

Она смотрит на Марко в замешательстве.

— Источника питания? — переспрашивает она.

— То, как я использую костер, в качестве канала связи. Заимствуя энергию от огня. У тебя нет ничего подобного, ты работаешь сама по себе?

— Я не знаю другого способа, — говорит Селия.

— Ты постоянно контролируешь цирк? — спрашивает Марко.

Селия кивает.

— Я привыкла к этому. Большую часть времени он управляем.

— Я даже представить себе не могу, насколько это может быть изнурительным.

Он нежно целует её в лоб, прежде чем отпустить, оставаясь к ней как можно ближе, но при этом, не касаясь её.

А затем он рассказывает ей свои истории. Мифы, что узнал от своего наставника. Фантазии, которые создал сам, вдохновленный отрывками из древних книг, что он прочел, у которых уже давно сломались корешки или был никуда не годный переплет. Свои представления о цирке, который не уместился бы в шатрах.

Она же отвечает ему историями из своего детства, которое она провела в гримерках театров. Приключениями, случившиеся с цирком где-то в далеких городках, которые тот осчастливливал своим приездом. Она рассказывает о событиях тех дней, когда она выдавала себя за медиума, приходя в восторг, когда он находит, что столько её усилий было растрачено понапрасну.

Они сидят и говорят до тех пор, пока в небе не начинает заниматься рассвет, и он покидает её только тогда, когда цирк закрывается.

Марко прижимает её к своей груди на краткий миг, прежде чем встать на ноги, потянув её за собой.

Он достает из кармана визитку, содержащую только буквы «М» и адрес.

— Я бы проводил меньше времени в резиденции Чандреша, — говорит он, протягивая ей визитку. — Когда я не здесь, ты сможешь найти меня там. Тебе будут рады в любое время, днем и ночью. Если у тебя появиться настроение отвлечься.

— Спасибо, — говорит Селия.

Она пальцами вращает визитку и та исчезает.

— Когда все это закончится, независимо от того, кто из нас победит, я не отпущу тебя так легко. Договорились?

— Договорились.

Марко берет ее за руку и подносит ее к губам, целуя серебряное кольцо, что скрывает ее шрам.

Селия проводит по его подбородку кончиками своих пальцев. А затем она поворачивается и растворяется в воздухе, прежде чем он успевает прижать её к себе.

Мольба

Конкорд, Массачусетс, 30 октября, 1902

Бэйли пытается перевести овец с одного поля на другое, но они сегодня в ужасном настроении. Они сопротивляются, ругаясь и толкаясь, настаивая, что на этом поле трава лучше, нежели трава на другой стороне ворот с невысокой каменной стеной; и не важно, насколько сильно Бэйли пытается убедить их в обратном.

А потом позади него раздается голос.

— Здравствуй, Бэйли.

Поппета выглядит как-то не правильно, что ли, стоя у противоположной стороны стены. Дневной свет слишком яркий, все окружающее — слишком приземленное и зеленое. Ее одежда, несмотря на то, что она обыденная, а не цирковая, выглядит слишком замысловатой. На юбке слишком много оборок; сапоги, несмотря на то, что запыленные, все равно слишком изящные и непрактичные для хождения по ферме. На ней нет шляпки, рыжие волосы распущены и развеваются на ветру.

— Привет, Поппета, — говорит он, опомнившись от удивления. — Что ты здесь делаешь?

— Мне надо кое о чем с тобой поговорить, — говорит она. — Спросить тебя кое о чем, я имею в виду.