Ночной цирк

Хотя местность вокруг изменилась, тем не менее, цирк выглядел точно так же, как и на его полях, думает Бэйли, когда добирается наконец до забора, придерживая шарф и тяжело дыша, от быстрого бега по местности, которая оказалась больше лесистой, чем равнинной.

Но было, что-то большее, помимо этого различия. Ему требуется минута-другая, чтобы отдышаться и перевести дух около ворот, уставившись на табличку, на которой написано:

Закрыт из-за неблагоприятных погодных условий.

Вывешено над привычной вывеской, сообщающей время работы шапито.

Он понимает, что дело в запахе. Бэйли больше не слышит аромат карамели вперемешку с древесным дымом от согревающего костра. Вместо него в воздухе висит тяжелый запах чего-то жженого и влажного, с тошнотворно-сладким привкусом.

От этого запаха его начинает подташнивать.

За витой железной оградой не раздается ни звука. Шатры стоят не шелохнувшись. Только часы за воротами совершают какое-то движение, медленно отсчитывая минуты.

Бэйли быстро обнаруживает, что уже не может проскользнуть внутрь между прутьями ограды так же легко, как это у него получилось в десять лет. Зазор оказывается слишком узким и неважно как сильно он старается протолкнуть сквозь него свои плечи. Он ожидал, нет, скорее надеялся, что Поппета будет его здесь ждать, но не было видно ни души.

Забор слишком высок, чтобы перелезть через него и Бэйли решает просто посидеть до заката перед воротами, пока не обнаруживает ветку, которая не дотягивается до ворот, но всё же висит достаточно близко над извилистыми железными шипами на верху забора.

Откуда он мог бы срыгнуть. И если выбрать правильный угол прыжка, то можно было бы приземлиться в аккурат между шатрами. Но, если он ошибется, то при приземлении сломает себе ногу, но это будет малая из бед, ведь он, по крайней мере, окажется внутри цирка.

Взобраться на дерево оказывается достаточно легко, да и ветка довольно широкая, чтобы справиться с задуманным, пока он не подобрался по ней ближе к забору. Бэйли не смог удержать равновесия, и пока он пытался грациозно спрыгнуть, просто-напросто свалился вниз. При приземлении он скатывается по шатру и упав на землю изрядно обваливается в белом порошке.

Его ноги болят, но, похоже, что ни одна из них не была сломана, хотя плечо сильно саднит и ладони все в синяках да царапинах, не говоря уже о том, что он весь извалялся в порошке и грязи. Порошок легко стряхивается с рук, но намертво приклеивается к его новому пальто и брюкам. И вот теперь он опять стоит один, но уже посреди цирка.

— Желание или правда, — бормочет он себе под нос.

Сухие, хрупкие листья танцуют вокруг его ног, влекомые ветром сквозь прутья цирковой ограды. Приглушенные оттенки осени, размываются под натиском таких строгих черного и белого цветов.

Бэйли не знает куда податься. Он просто бродит по тропинкам, ожидая увидеть Поппету на каждом углу, но вместо нее ему попадаются на глаза лишь монохромные полосы и пустота. В конце концов, он направляется во внутренний двор, прямиком к костру.

Когда он сворачивает за угол и перед ним открывается широкое пространство внутривенного двора, его больше удивляет не тот факт, что костер больше не горит, а то, что его и в самом деле там кто-то ждет.

Но фигура, стоящая у железного котла, оказывается не Поппетой. Эта женщина слишком приземистая, а волосы у неё слишком темные. Когда она оборачивается, то Бэйли видит, что между губами у неё зажат серебряный мундштук, и она выпускает кольца дыма, напоминающие змей, вокруг своей головы.

Ему требуется всего несколько секунд, чтобы узнать в этой женщине акробатку, хотя прежде он видел её лишь в шатре на постаменте, где она завязывала себя в немыслимые фигуры.

— Ты, Бэйли, да? — спрашивает она.

— Да, — отвечает ей Бэйли, гадая, неужели все в этом цирке знают, как его зовут.

— Ты опоздал, — говорит ему акробатка.

— В каком смысле опоздал? — спрашивает обескураженный Бэйли.

— Сомневаюсь, что у неё хватит сил продержаться дольше.

— У кого? — спрашивает Бэйли, хотя ему тут же приходит в голову, что акробатка возможно имеет в виду сам цирк.

— И конечно, — продолжает она, — появись ты раньше, можно было бы сыграть по-другому. Время — такая чувствительная штука.

— Где Поппета? — спрашивает Бэйли.

— В данный момент, у мисс Пенелопы недомогание.

— Значит, она может не знать, что я здесь? — спрашивает он.

— Ей может быть лучше многих известно, что ты здесь, но это не отменяет того факта, как я уже говорила, что девушка не здорова на данный момент.

— Кто Вы? — спрашивает Бэйли.

Плечо его теперь пульсирует и он не может достаточно точно определить, когда же всё стало таким запутанным и потеряло смысл.

— Ты можешь звать меня Цукико, — говорит акробатка и сильно затягивается сигаретой.

Позади неё стоит пустая чудовищных размеров чаша с чугунными завитками. На земле под ней обычно выкрашенную спиральным узором в белые и черные цвета, ничего нет кроме черноты, как будто она была поглощена пустотой.

— Я думал, огонь никогда не гаснет, — говорит Бэйли, подходя ближе к котлу.