Он предлагает сесть, но она не обращает на это никакого внимания, перемещаясь от одного стола к другому покрытыми очень детализированными моделями зданий, останавливаясь тут и там, чтобы как следует их рассмотреть: арки в дверных проемах, винтовые лестницы.
— В нашем случае, как мне кажется, уже сложно сказать, где та разница между старинными друзьями и деловыми партнерами, — говорит Тара. — Может быть, мы из той породы людей, кто просто вежливо беседуют, где за этими разговорами кроются общие тайны или мы являемся чем-то большие друг для друга. Они великолепны, — добавляет она, останавливаясь у открытой детально разработанной модели часов, висящих в центре.
— Благодарю, — говорит мистер Баррис. — Они находятся довольно далеко от завершения. Мне нужно отправить готовые планы Фредерику, чтобы он мог приступить к конструированию часов. Я подозреваю, что они будут куда как более впечатляющими, когда их изготовят в масштабе.
— У тебя есть планы относительно цирка здесь? — спрашивает Тара, глядя на диаграммы и графики пришпиленные к стенам.
— Нет, на самом деле нет. Я оставил их Марко в Лондоне. Я хотел сохранить их копии, но должно быть забыл.
— Ты забыл сохранить копии и других своих чертежей? — спрашивает Тара, проводя пальцем вдоль шкафов, оснащенных длинными тонкими полками, на каждой из которых тщательно в указанном порядке разложены документы.
— Нет, — говорит мистер Баррис.
— Разве… разве ты не находишь это странным? — спрашивает Тара.
— Не особенно, — отвечает мистер Баррис. — А тебе кажется это странным?
— Я думаю, что очень многие вещи в цирке странные, — говорит Тара, нервно теребя кружева на манжете своего рукава.
Мистер Баррис садится за свой стол и откидывается назад в своем кресле.
— Мы собираемся обсудить то, что ты хотела или будем плясать вокруг да около? — спрашивает он. — Я никогда не был особо хорошим танцором?
— Я точно знаю, что это не так, — говорит Тара, усаживаясь в кресло напротив, хотя ее взгляд продолжает бродить по комнате. — Но было бы неплохо для разнообразия поговорить без обиняков, мне порой любопытно, кто-нибудь из нас помнит, как это делается. Почему ты уехал из Лондона?
— Я подозреваю, что я уехал из Лондона по той же совокупности причин, по которой ты и твоя сестра так много путешествуете, — отвечает мистер Баррис. — Слишком много любопытных взглядов да сомнительных комплиментов. Я сомневаюсь, что кто-нибудь понял, что со дня открытия цирка мои волосы перестали редеть, но спустя какое-то время окружающие начали бы замечать. В то время как наша Tante Падва может себе позволить просто стареть и всё в таком духе, а что касается Чандреша, то здесь всё может быть списано на его эксцентричность, мы же подвергнуты другого рода пристальному наблюдению, будучи несколько ближе к обычным людям.
— Это проще всего для тех, кто может просто раствориться в цирке, — говорит Тара, глядя в окно. — Время от времени Лейни предлагает, чтобы мы стали частью его, а его окружение нашим, но я считаю, что это могло бы стать лишь временным решением, мы слишком деятельны, ради собственного же блага.
— Ты могла бы просто всё отпустить, и пусть идет, как идет, — говорит спокойно мистер Баррис.
Тара мотает головой.
— Сколько должно пройти лет, пока переездов по городам и весям будет недостаточно? Есть еще решение, кроме этого? Смена наших имен? Мне… мне не нравится быть вынужденной идти на такие обманы.
— Я не знаю, — говорит мистер Баррис.
— Происходит гораздо больше всего того, во что нас посвятили. В этом я совершенно точно уверена, — говорит Тара со вздохом. — Я пыталась поговорить с Чандрешом, но это больше походило, будто мы с ним говорим на двух разных языках. Я не люблю сидеть сложа руки, когда что-то явно не так. Я чувствую себя… не то что бы в ловушке, но что-то вроде того, и я не знаю, что с этим делать.
— И ты ищешь ответы, — говорит мистер Баррис.
— Я и сама не знаю, чего ищу, — ответила Тара, и на долю секунды инженеру показалось, что она вот-вот готова разрыдаться, но затем женщина взяла себя в руки. — Итан, тебе порой не кажется, что ты будто всё время находишься во сне?
— Нет, не могу сказать, что испытываю подобное ощущение.
— Я же чувствую, что мне трудно отличить явь от сна, — говорит Тара, снова дергая свой кружевной манжет. — Я не люблю бродить впотьмах. Я не особенно люблю верить в невозможное.
Мистер Баррис снимает очки, вытирает линзы носовым платком, прежде чем ответить, подносит их к свету, чтобы проверить, достаточно тщательно ли он их протер.