Ночной цирк

Цукико задумчиво кивает, доставая и кармана пальто серебряный мундштук и такую же зажигалку.

— Как в действительности она погибла? — спрашивает она.

— Что ты имеешь в виду? — говорит Исобель, оглядываясь вокруг, чтобы понять, есть ли кто-то поблизости, кто может подслушать их разговор, но большинство присутствующих рассеиваются под дождем. Лишь немногие остаются, включая Селию Боуэн и Поппету Мюррей, цепляющуюся за ее юбку; девочка так нахмурилась, что кажется скорее сердитой, чем грустной.

Лейни и мистер Баррис стоят рядом с могилой Тары, а ангел парит над ними так близко, что может положить руки на их головы.

— Тебе приходилось встречать вещи, способные бросить вызов вере, не так ли? — спрашивает Цукико.

Исобель кивает.

— Как думаешь, может, с этими вещами сложно примириться, если не являешься одной из их частей? Может это причина, чтобы слететь с катушек? Мозг — очень уязвимая штука.

— Не думаю, что она шагнула под поезд намерено, — говорит Исобель, стараясь, чтобы голос звучал как можно тише.

— Возможно и нет, — говорит Цукико. — Я лишь утверждаю, что такое возможно, по крайней мере.

Она прикуривает сигарету, несмотря на сырой воздух, огонек легко загорается.

— Это мог быть несчастный случай, — говорит Исобель.

— Ты вообще за последнее время слышала о каких-либо несчастных случаях? Сломанные кости, ожоги, хоть что-то? — спрашивает Цукико.

— Нет, — говорит Исобель.

— Ты когда-нибудь болела? Хоть малюсенький насморк был?

— Нет.

Исобель перебирает в уме моменты, когда же в последний раз она чувствовала себя плохо из-за погоды и ей приходит на ум лишь насморк, который был у нее десять лет назад еще до встречи с Марко.

— И мне кажется, что ни у одного из нас ничего подобного не было с тех пор, как появился цирк, — говорит Цукико. — Никто из нас не умер до сей поры. Никто не родился с тех пор как появились близнецы Мюррей. И это не потому что никто не старается, учитывая, что акробаты постоянно работают над последним.

— Я… — начинает Исобель, но не может закончить.

Для нее это слишком мудрено и она не уверена, хочет ли во всем этом разобраться.

— Мы лишь рыба в некоем сосуде, дорогая, — говорит ей Цукико, мундштук покачивается на ее губах. — Рыба, за которой очень тщательно наблюдают. Со всех углов. И если одна из нас плывет к поверхности, это не случайно. Если все же несчастный случай происходит, боюсь, что наблюдатели не так уж и осторожны, как им следует быть.

Исобель молчит. Ей хочется, чтобы Марко уже проводил Чандреша, хоть она и сомневается, что он станет отвечать на ее вопросы, если вообще будет разговаривать с ней на эту тему. Каждое толкование, которое она делала в одиночестве, было сложным, но там всегда присутствуют сильные эмоции с его стороны. Она знает, что он заботится о цирке, у нее никогда не было причин сомневаться в этом.

— Ты когда-нибудь гадала тому, кто не в курсе, с чем имеет дело, хотя тебе самой было все понятно с первого взгляда на фотографию или короткого разговора, — спрашивает Цукико.

— Да, — говорит Исобель.

Она видела их сотни раз, посетителей, которые не видят вещи такими, какие они есть. Слепы к предательству и сердечной боли, и всегда упрямы, несмотря на то, что она старается как можно мягче им все растолковать.

— Трудно разглядеть положение дел, если ты находишься в самом их эпицентре, — говорит Цукико. — Все так привычно. Все так комфортно. — Цукико замолкает. Сигаретный дым вьется между дождевыми каплями, поднимаясь над ее головой и уносясь во влажный воздух. — Может, мисс Бёрджес была настолько близко к раю, что смогла посмотреть на все по-другому, — говорит она.

Исобель хмурится, оглядываясь на могилу Тары. Лейни и мистер Баррис развернулись и медленно уходят — его рука лежит на ее плечах.

— Кико, ты когда-нибудь была влюблена? — спрашивает Исобель.

Когда Цукико медленно выдыхает, ее плечи напряжены. На мгновение Исобель кажется, что ее вопрос останется без ответа, но та отвечает.

— У меня были романы, одни длились десятилетия, другие — лишь часы. Я любила и принцесс, и бедняков. И, полагаю, они тоже любили меня, каждый по-своему. — Это типичная манера Цукико, не отвечать четко на вопрос. Исобель не расспрашивает больше. — Он распадается на части, — говорит Цукико после долгого молчания. Исобель не требуется спрашивать, что же та имела в виду. — Начинают появляться трещины. Рано или поздно он все равно рухнет, — Цукико делает последнюю затяжку. — Ты все еще жульничаешь?

— Да, — говорит Исобель. — Но не думаю, что это помогает.

— Знаешь ли, от подобных вещей сложно различить эффект. Ты все-таки смотришь как бы изнутри. Небольшие чары были ли более эффективными.

— Это не кажется мне более эффективным.

— Возможно, это было бы более уместно для контроля хаоса внутри больше, чем снаружи.

Исобель не отвечает. Цукико пожимает плечами и больше ничего не говорит.

Через некоторое время они уходят в молчании.