Номер двадцать шесть. Без права на ошибку (СИ)

Местечко, в котором они находились сейчас, относилось к разряду «кулуарных». Почти под самой крышей восточной башни — повыше, подальше от подземелий, в которых долгие века творилось слишком много противного человеческой природе кровавого непотребства: допросы, пытки, заключения под стражу. В северном Ниране, где он как-то год прожил с «дипломатической» королевской миссией — а по сути, очередным королевским фортелем, заключенные, а так же весь институт палачей и дознавателей содержались на особом острове, далёком от столицы, её обитателей и правителей. Там в королевском дворце даже дышалось легче, хотя и охрана преступников выходила в гораздо большую сумму и доставляла немало проблем венценосной чете.

Немудрено, что король старался подняться повыше. Кулуарная, почти тайная комната была уютная и тёплая, в мягких коричневых, а не родовых тонах, а особый шарм ей придавало магически зачарованное окно во всю стену. Магическое воздействие заключалось в том, что стекло было прозрачным односторонне — даже с хорошими увеличительными стёклами увидеть происходящее внутри с улицы было невозможно. Вид же на Митрак открывался вполне обширный, хотя и не сказать, чтобы радостный — столица представляла собой конгломерат контрастов. Вообще-то Сартвен любил живой и шумный Митрак.

Но не сегодня. Сегодня он ничего не любил.

Митас встал с покачивающегося кресла — отвратительная задумка, в таком чувствуешь себя младенцем, которого укачивают настырные глухие няньки — и подошёл к магу со спины.

Отвратительная привычка! Еле сдерживаясь, чтобы не развернуться или вскочить и отойти на несколько шагов, Сартвен уставился на постепенно темнеющий Митрак через сиреневую дымку вина, которого всё ещё было слишком много, мечтая только об одном — скорее бы приступить к делам.

Но король медлил. И это тревожило — мягко говоря, потому что, зная короля уже очень много-много лет, маг понимал, что подобное поведение означает только одно — есть некая крайне неприятная новость, за появление которой монарх чувствует свою непосредственную вину. И разбираться с которой придётся именно ему, Макилану Сартвену.

А разбираться в королевских провалах ему не хотелось.

Он так и не нашёл Кори. Отчаяние сгущалось внутри, начинало постепенно подбираться к горлу, не давая дышать и говорить громко и внятно, голос сам собой срывался на какой-то беспомощный сип. Почему он так верил, что он жива?

Потому что, если в это не верить — зачем тогда всё вообще? Впрочем…

Дело было не только в девушке. Слова короля, сказанные несколько дней назад, на встрече с Шередаром, не получили своего продолжения — и это была ещё одна причина, почему сейчас он покорно находился здесь, слушая пустые разглагольствования о нотках и букетах, почему он сидел, не двигаясь, ощущая короля за спиной еще отчётливее, чем если бы тот стоял прямо перед ним и смотрел в упор. Слова, вдумываться в которых было более, чем страшно. Более, чем больно.

Артевиль? Иримус Артевиль? Не Ал..?

«Ты ошибся, Мак. Те документы, те письма… Их автором был не твой свихнувшийся приятель, вовсе нет, а его дружок. Иримус».

Как он мог так ошибиться?! Как? Даже если Ал жив… Если он жив, после нескольких месяцев пребывания в подземельях королевского замка любой живой позавидует мёртвым. Слухи про способы перевоспитания пленных и добыче необходимой информации ходили жуткие. Но если Ал жив… Митас не отрицал этого, демонов интриган. Если Ал жив, и он не виноват…

Эти мысли маятником стучат в голове. Он ходит, что-то делает, ест и даже спит, сидит с бокалом в руках, глядя на темнеющий Митрак, а мысли тикают-токают в голове.

Кори. Ал.

Как он мог её потерять?

Как он мог не проверить всё до конца?

Как мог довериться Митасу, отдать ему Ала, допустить эти его допросы, закрыть глаза, съедать без вопросов всё, что тот говорил — сначала про казнь мага, теперь — про то, что жив и не виновен?!

Как он мог.

— Мак, — король неожиданно протянул руку и провёл по его волосам, легко, словно случайно. — Иногда мне кажется, что ты хочешь уйти.

— Уйти? Куда? — все силы уходят на то, чтобы сидеть неподвижно и говорить ровно. Весь остаток сил.

«Конечно, хочу, видеть уже не могу это всё. Дворец. Тебя. Видеть не могу. Но ты же меня не отпустишь. Сколько раз уже не отпускал, а каждый раз заводишь этот разговор, как с чистого листа. Да и куда мне идти. Здесь воспоминания о Кори. Об Але. Могила мамы и сестры»

— Всё дело в этом, да? Что тебе некуда уходить? — неужели у него всё на лице написано?

— Это сказали вы, а не я, Ваше Величество.

Гладящая, почти ласкающая рука сжала волосы в кулаке, натягивая, но Сартвен не шевельнулся, словно эти прикосневения были в порядке вещей — и король отпустил.

— Конечно, ты вообще ничего не сказал, — и без перехода добавил. — Час назад пришло срочное сообщение — пропал Шередар. Сам старший лорд, Радимут. Никто не видел его с позавчера. Собственными силами домашние его не нашли.

Это было… нехорошо. Нехорошо, безусловно, но явно не единственное, что хотел сказать ему Митас.