Норвежский лес

После завтрака они сказали, что идут кормить птиц, и я решил сходить с ними. Они переоделись в рабочие джинсы и рубахи, обули белые сапоги. Птичник располагался в маленьком скверике за теннисными кортами, и в нем жили всевозможные пернатые: куры и голуби, воробьи и даже попугайчики. Вокруг были разбиты клумбы и расставлены лавочки. Двое мужчин где-то между сорока и пятьюдесятью, по виду – пациенты, сметали вениками с дорожки опавшие листья. Женщины подошли и поздоровались, Рэйко пошутила, мужчины рассмеялись. На клумбе цвели космеи, кусты были заботливо пострижены. Стоило Рэйко появиться, как птицы, щебеча, запорхали по клетке.

Женщины достали из сарая мешок с кормом и резиновый шланг, Наоко прикрутила его к крану и включила воду. И осторожно, чтобы никто не вылетел, зашла в клетку, чтобы смыть грязь. Рэйко чистила пол щеткой. Играли на солнце брызги, воробьи спасаясь от них, метались по клетке. Индюк задрал голову и с ненавистью вперился в меня придирчивым старческим взглядом. Попугай, не находя себе места на жерди, громко хлопал крыльями. Но стоило Рэйко по-кошачьи мяукнуть, попугай забился в угол. Отойдя от шока, он закричал:

– Спасибо… чокнутая… жопа…

– Кто-то научил ведь, – вздохнула Наоко.

– Только не я. Я таким словам не учу, – сказала Рэйко и опять мяукнула. Попугай замолчал. – Этот парень как-то раз попал в лапы к кошке, и с тех пор боится их до смерти.

Закончив уборку, женщины сложили инструменты и наполнили кормушки. Шлепая по лужицам воды на полу, пришел индюк и сразу сунул в кормушку голову. Наоко похлопала его по заду, но тот, не обращая ни малейшего внимания, жадно клевал корм.

– И так каждое утро?

– Да. Как правило, этим занимаются новенькие женщины. Потому что это просто. Хочешь посмотреть кроликов?

– Хочу, – ответил я. За птичником стояли клетки, где спало около десятка кроликов. Наоко сгребла метлой помет, насыпала корма, взяла в руки крольчонка и прижала его в щеке.

– Смотри – хорошенький, правда? – радостно спросила она и дала мне его подержать. Маленький теплый комочек неподвижно съежился у меня на груди и только шевелил ушками. – Не бойся, Ватанабэ добрый. – Наоко погладила его по голове пальцем, посмотрела на меня и засмеялась. Настолько безоблачным и ослепительным смехом, что и я не удержался. А про себя подумал: «Что же с ней было ночью? Однозначно, то была живая Наоко. Она не приснилась мне – она действительно пришла и сняла передо мной одежду».

Рэйко, умело насвистывая «Proud Mary», собрала мусор в полиэтиленовый мешок и завязала горлышко. Я помог отнести в сарай инструменты и мешок с кормом.

– Утро люблю больше всего, – сказала Наоко. – Кажется, что все начинается с самого начала. Приходит время обеда, и мне становится грустно. А вечер ненавижу. Так и живу, думая об этом каждый божий день.

– И за этими думами летят ваши годы. Пока размышляете, как там наступает утро, опускается ночь, – весело сказала Рэйко. – Оглянуться не успеете.

– Можно подумать, тебе вечера в радость, – сказала Наоко.

– Я совсем не радуюсь. Но и молодой становиться опять не хочу, – сказала Рэйко.

– Почему? – спросил я.

– А надоело! Разве не ясно? – ответила Рэйко и, продолжая насвистывать «Proud Mary», отправила метлу в сарай и закрыла дверь.

Вернувшись в комнату, они сняли резиновые сапоги, переобулись в обычную спортивную обувь и сказали, что идут на поле.

– Это работа неинтересная, к тому же – совместно с другими людьми, поэтому тебе лучше остаться здесь. Почитай книгу, например, ладно? – сказала Рэйко. – Потом постирай наше грязное белье, оно в ведре, в ванной.

– Шутите? – уточнил я.

– Еще бы, – засмеялась Рэйко. – Конечно, шучу. Разве не видно? Какой он милый! Как считаешь, Наоко?

– Согласна, – ответила она.

– Буду учить немецкий, – вздохнул я.

– Хороший мальчик. Мы к обеду вернемся. Смотри занимайся, – сказал Рэйко. И они, хихикая, вышли из комнаты. Послышались шаги и голоса – под окнами прошло несколько человек.

Я пошел в ванную и еще раз умылся, взял щипчики и постриг ногти. Очень скромная ванная комната – с учетом того, что здесь живут две женщины. Лишь одинокие баночки с косметическим кремом, что-то для губ, что-то от загара и какой-то лосьон. Настоящей косметикой тут и не пахло. Покончив с ногтями, я перебрался на кухню, сварил кофе и, усевшись за стол, открыл учебник немецкого. На кухне в одной майке, под припекающим солнцем, зубря грамматическую таблицу – мне вдруг стало очень странно. Показалось, что неправильные немецкие глаголы и кухонный стол – от меня на таком огромном расстоянии, какое только можно представить.

В полдвенадцатого женщины вернулись с поля, по очереди приняли душ и переоделись. Потом мы пошли в столовую, а после обеда прогулялись до ворот. На этот раз в сторожке, как и положено, находился привратник, который очень аппетитно поедал принесенный из столовой обед. Из транзистора лилась популярная музыка. Заприметив нас, он поднял руку в приветствии. Мы тоже поздоровались.

– Мы прогуляемся за территорией. Думаю, часам к трем вернемся, – сказала Рэйко.