Норвежский лес

– Хорошо, молодчина, хватит, спи дальше да живи дольше, – сказала девушка, и собака вновь улеглась у моих ног.

Наоко и Рэйко заказали молоко со льдом, я – пиво. Рэйко попросила девушку включить радио, та повернула на усилителе ручку и включила стерео-программу. Послышалась песня группы «Кровь, Пот и Слезы» «Spinning Wheel».

– Если честно, я прихожу сюда послушать музыку, – довольно сказала Рэйко. – У нас-то радио нет. Если хоть изредка не заглядывать, совсем не будешь знать, что сейчас в мире слушают.

– Вы здесь постоянно живете? – спросил я девушку.

– Еще чего! – засмеялась она. – Ночью здесь можно помереть с тоски. Вечером меня отвозит вот на этой штуке работник фермы. А утром привозит обратно.

И девушка показала на стоящий перед фермой вседорожник.

– Здесь скоро делать будет совсем нечего? – спросила Рэйко.

– Да, немного осталось, – ответила девушка. Рэйко достала сигареты, и они на пару закурили.

– Без тебя будет скучно, – сказала Рэйко.

– В мае приеду опять, – засмеялась девушка.

Заиграла песня «Крим» «White Room», затем пустили рекламу, которую сменил хит Саймона и Гарфункеля «Scarborough Fair». Когда она закончилась, Рэйко сказала:

– Хорошая песня.

– Я видел этот фильм, – сказал я.

– Кто в главной роли?

– Дастин Хоффман.

– Не знаю такого, – грустно покачала головой Рэйко. – Пока я здесь, мир меняется.

Рэйко попросила у девушки гитару. Та выключила радио и принесла старый инструмент. Собака задрала морду, принюхиваясь к запаху.

– Это не едят, – сказала Рэйко так, чтобы та услышала. На веранде сильно пахло травой. Перед нашими глазами четкой линией вдаль уходили горы.

– Прямо как в «Звуках музыки», – сказал я Рэйко.

– Что это? – спросила она. И, настроив гитару, заиграла вступление к «Scarborough Fair». Сначала немного путалась в аккордах, как это бывает, если впервые играешь что-то без нот. Однако вскоре подобрала мелодию и, за исключением перехода, сыграла всю песню до конца. А уже с третьего раза начала добавлять даже соло.

– Хорошее чутье, – подмигнула она мне и показала пальцем на свою голову. – С трех раз могу сыграть на слух почти любую мелодию.

И, тихонько мурлыча себе под нос, сыграла «Scarborough Fair» еще раз. Мы втроем похлопали, Рэйко вежливо поклонилась.

– Когда я раньше играла концерты Моцарта, аплодисменты были громче, – сказала она.

Девушка предложила принести Рэйко молока со льдом за счет заведения, если та сыграет «Here Comes The Sun». Рэйко в знак согласия подняла большой палец и заиграла на заказ. Пела она тихо – прокуренный голос подрагивал, но то был все равно прекрасный голос, и в нем чувствовалась сила. Я пил пиво, разглядывал горы, слушая Рэйко, и мне казалось, что солнце выглянет оттуда еще раз. Такое вот теплое и нежное чувство.

Закончив «Here Comes The Sun», Рэйко вернула гитару и попросила опять включить радио. Затем предложила нам с Наоко погулять с часик по окрестностям.

– Я послушаю здесь музыку, поболтаю с хозяйкой. Вы, главное, вернитесь к трем.

– Ничего, что мы так долго останемся наедине? – спросил я.

– Вообще-то нельзя, но ладно. Я вам здесь не нянька, тоже хочу немного расслабиться. И ты – приехал издалека, так разговаривай вволю, – сказала Рэйко, подкуривая новую сигарету.

– Пойдем, – встала Наоко.

Я пошел за ней. Собака проснулась и некоторое время бежала с нами, но вскоре передумала и поплелась обратно. Мы неторопливо шагали по ровной тропинке вдоль ограды фермы. Иногда Наоко сжимала мою ладонь или брала меня под руку.

– Тебе не кажется, что мы очень давно так не ходили? – сказала Наоко.

– Совсем недавно – этой весной, – улыбнулся я. – Мы ходили так до весны этого года. Если это – «давно», то десять лет назад – античная история.

– Действительно, античная… Извини за вчерашнее. Расстроилась ни с того ни с сего. Ты ко мне приехал, а я… Прости.

– Ерунда. Наверное, лучше чаще выплескивать чувства наружу. И тебе, и мне. Если надо будет их на кого-нибудь обрушить, пусть уж лучше на меня. Так мы и узнаем друг друга.

– И что будет, когда ты узнаешь меня?

– Слушай, ты не понимаешь, – сказал я. – Проблема не в том, что будет. В мире есть люди, которые любят изучать железнодорожные расписания и делают это дни напролет. Другие строят из спичек метровые корабли. И нет ничего удивительного, что в этом мире кому-то захотелось узнать тебя ближе.

– Из любопытства? – странно спросила Наоко.

– Может, и так. Нормальные люди называют это дружелюбием или чувством любви. Тебе нравится называть его любопытством – я не против.

– Послушай, Ватанабэ, ты же любил Кидзуки?

– Конечно, – ответил я.

– А Рэйко?

– Она мне тоже очень нравится. Хороший человек.

– Почему тебе нравятся сплошь такие люди? – спросила Наоко. – Мы все немного повернуты, мы чокнутые, мы не умеем плавать и постепенно опускаемся на дно. И я, и Кидзуки, и Рэйко. Мы все. Почему бы тебе не найти нормальных друзей?

– Потому что я так не считаю, – немного подумав, ответил я. – Я не считаю ни тебя, ни Кидзуки, ни Рэйко повернутыми. Мне кажется, как раз повернутые бодро разгуливают по улицам.

– Но мы всё же ненормальные. Я знаю, – сказала Наоко.