Норвежский лес

– Экзамены в МИД?

– Да. Официально они называются «едиными экзаменами по приему сотрудников на дипломатическую работу». Такая ересь!

– Поздравляю, – сказал я и пожал ему руку своей левой.

– Спасибо.

– Чего и следовало ожидать.

– Точно, следовало, – улыбнулся Нагасава. – Но все равно хорошо, что определилось.

– Теперь поедешь за границу? Поступишь на работу?

– Нет, сначала годичная стажировка в стране. А потом могут и послать.

Я потягивал чай, он блаженно пил пиво.

– Если хочешь, когда буду отсюда съезжать, могу оставить тебе этот холодильник. Будешь пить холодное пиво.

– Не откажусь, конечно. А тебе самому разве не понадобится? Наверное, придется снимать квартиру?

– Не говори глупостей. Выбравшись отсюда, я куплю себе большой холодильник и заживу по-божески! Хватит, натерпелся за четыре года в этой нищете. Глаза б мои не видели все, чем здесь пользовался. Отдам все, что захочешь: телевизор, термос, радио…

– Будет кстати, – сказал я и взял лежавший на столе учебник. – Начал учить испанский?

– Чем больше языков знаешь, тем лучше. К тому же, у меня к ним врожденные способности. Французским занимался сам, и уже почти освоил. Как игра. Главное – понять правила, а там сколько ни учи, все одно и то же. Как с девчонками.

– Вполне интроспективый образ жизни…

– Кстати, давай куда-нибудь сходим?

– Надеюсь, не по девкам?

– Нет, конечно. Устроим втроем с Хацуми вечеринку в приличном ресторане. По случаю моего трудоустройства. Выберем заведение подороже. Все равно платить – отцу.

– Может, ты лучше сходишь с ней вдвоем?

– С тобой будет удобней. И мне, и Хацуми, – сказал Нагасава.

«Ну-ну. Прямо, как с Кидзуки и Наоко», – подумал я.

– Потом я пойду с Хацуми и останусь у нее. А поужинать можно втроем.

– Ну если вы не против, я, конечно, пойду, – согласился я. – Только вот что, Нагасава… Как ты собираешься поступить? С Хацуми? После стажировки тебя отправят на несколько лет за границу. А что будет с ней?

– Это не моя, а ее проблема.

– Что ты имеешь в виду?

Он в прежней позе – задрав ноги на стол – отхлебнул пива и зевнул.

– А то, что не собираюсь я ни на ком жениться. И давно говорил об этом Хацуми. Поэтому если она хочет за меня замуж, пожалуйста. Я ее не удерживаю. Хочет меня ждать, не выходя за другого, пусть ждет. Вот тебе весь смысл.

– Хм, – только и вымолвил я.

– Думаешь, каков мерзавец?

– Во-во.

– В мире господствует несправедливость. Причем, не по моей вине. Так уж заведено. Я ни разу не обманул Хацуми. В этом смысле, она знает, кто я такой. Сам предлагал ей: не нравлюсь – давай расстанемся.

Нагасава допил пиво и закурил.

– Тебе не бывает страшно за то, как жизнь сложится? – спросил я.

– Я не такой идиот. Еще как бывает. И это естественно. Только я не признаю это за аксиому. Стараюсь на все сто процентов и делаю, пока получается. Что хочется – беру, что нет – прохожу мимо. Так и живу. Не ладится дело – думаю с того места, где не заладилось. Если разобраться, в несправедливом обществе, наоборот, можно проявить свои способности.

– Отдает эгоизмом, – заметил я.

– Но я ведь не жду, пока плод сам упадет на голову. Я по-своему стараюсь как могу. Раз в десять больше тебя, например.

– Это точно, – признал я.

– Поэтому иногда смотрю на людей – и становится тошно. Почему они не пытаются стараться? Палец о палец не ударят, а только кричат на всех углах о несправедливости.

Я удивленно смотрел в лицо Нагасавы.

– На мой взгляд, люди и так работают на износ. Или я не прав?

– Это не старание, а простой труд, – отрезал Нагасава. – Под старанием я имею в виду другое. Старание – это нечто более активное и целенаправленное.

– Например, устроившись на работу, взяться за испанский язык, пока все валяют дурака? Ты это имел в виду?

– Именно. До весны выучу испанский, как свой родной. Английский, немецкий, французский я уже знаю. Итальянский – почти. Сможешь так без старания?

Он курил, а я размышлял об отце Мидори. Тому вряд ли когда приходило в голову учить перед телевизором испанский язык. И, думаю, вряд ли он подозревал о существовании разницы между старанием и трудом. Ему было не до того. Работал, не покладая рук, ездил в Фукусиму за сбегавшей из дома дочерью…

– Что если пойти в ресторан в эту субботу? – спросил Нагасава.

– Хорошо, – ответил я.

Выбор Нагасавы пал на тихий шикарный ресторан французской кухни в районе Адзабу. Он назвал метрдотелю свое имя, и нас провели в отдельный кабинет в глубине заведения. Со стен маленькой комнаты свисали пятнадцать гравюр. Пока не пришла Хацуми, мы обсуждали роман Джозефа Конрада и пили вкусное вино. Нагасава был в дорогом костюме серого цвета, я – в обычном синем пиджаке.

Минут через пятнадцать пришла Хацуми. С идеальным макияжем, в золотых серьгах, дорогих красных лодочках и шикарном темно-синем платье.

– Этот цвет называется «ночная грусть», – пояснила она, а о самом ресторане восхищенно отозвалась: – Чудесное место.

– Здесь ужинает отец, когда бывает в Токио. Один раз брал с собой меня. Сам я такую напыщенную кухню не особо люблю, – сказал Нагасава.

– Иногда можно себе позволить. Так ведь? Да, Ватанабэ?

– Так. Если не за свой счет.