Ностальгия по крови

Илария рассмеялась.

– И сами себе придумывали выходные!

– Можно и так сказать. Например, знаменитый «творческий отпуск», величайшее из профсоюзных достижений журналистов начала девяностых. Что-то вроде двухнедельных или месячных курсов повышения квалификации, которые можно провести за границей в другой газете. Выучить язык, набраться опыта и познакомиться с новой культурой, а потом вернуться в редакцию с богатым профессиональным опытом, чтобы пустить его на пользу газете. Понимаешь! Как говорится, случай делает тебя вором. А журналисты святостью не отличаются. Я помню одного корреспондента, который выбрал для своего «творческого отпуска» редакцию старейшей газеты в Кингстоне, на Ямайке – «The Cleaner». Вернулся он загорелый до черноты, сыпал шуточками на ямайском диалекте и каждый раз, как в Милан приезжал какой-нибудь писатель с Антильских островов, претендовал на то, чтобы взять у него интервью. Для главного редактора раздела культуры он стал настоящим кошмаром. Другой выбрал себе Калифорнию, и его «отпуск» обошелся газете в несколько миллионов лир. Он предъявил счета за покупки украшений и брендовой одежды, за курсы катания на водных лыжах и серфинга, за занятия пилатесом и посещение дегустаций вина, билеты на рок-концерты и оперные спектакли и даже счет за прокат фортепиано. Его вклад в работу газеты остался неизменным: то есть чуть выше нуля. Он был спортивным обозревателем, но квалификацию корреспондента так и не получил. А потому, когда ему поставили компьютер, быстро оформил медицинскую справку, где говорилось о серьезных проблемах со зрением: ему было противопоказано сидеть перед компьютерным экраном. В результате коллегам пришлось работать за него, а он либо сидел в баре, либо болтался по коридорам и обсуждал вопросы профсоюза. В конце концов его отослали подальше с глаз.

– Ничего себе истории, – рассмеялась Илария.

– У меня таких историй столько, что можно рассказывать до самого утра. Возьмем, к примеру, корреспондентов, присылавших материалы из-за границы. В 80-е они жили как лорды. Помню одного, который жил в Нью-Йорке, перебравшись туда вместе с семьей. Он был даже не номером один, его отправили в помощь старшему коллеге, посылавшему свои статьи из дома, с любимого дивана. Газета оплачивала ему большую роскошную квартиру на верхнем этаже небоскреба, из окон которой виден весь Манхэттен. Еще один добился места корреспондента в Китае, но жил не в Пекине, считавшимся тогда «непривилегированным», а в Гонконге. Он арендовал небольшой домик рядом с Рипалс-Бей, одним из лучших пляжей английской колонии, где снимали фильм «Любовь – самая великолепная вещь на свете» [79]

. Ничего не делать – замечательно. Учитывая, что в том восхитительном месте не происходило никаких значимых событий, он посылал в редакцию самое большее по одному репортажу в неделю. Работа корреспондента, по сути, была отличным вложением. Достаточно просто пожить лет пять в какой-нибудь иностранной столице, чтобы сколотить себе капитал. И дело не в зарплате, зачастую более высокой, чем у других, а в особом положении, в возмещении расходов и, естественно, в отчетах о затратах, особенно когда они написаны кириллицей или иероглифами и произведены в неконвертируемой валюте. Такие счета оплачивали с закрытыми глазами. В бухгалтерии никто не сходил с ума, даже если все чеки были на китайском. И синьор корреспондент одевался у Карачени [80], разъезжал на «ягуаре», а каникулы проводил на яхте в Портофино. Не то что я, проведший всю жизнь, бегая по местам преступлений в занюханных деревеньках. Никогда не выбирай криминальную хронику, Пьятти.

Несмотря ни на что, они все-таки прекрасно провели вечер и весело пожелали друг другу спокойной ночи. Но спалось им плохо.

3 января

Пьетро Форести был встревожен. Он только что посмотрел очередной выпуск новостей, где говорили о нем и его жене. Все было бы прекрасно, если б не то дурацкое интервью с парочкой журналистов. По телевизору показывали только его страдания. Но все же Форести что-то беспокоило. Ему очень хотелось позвонить любовнице, но он боялся: телефон могли прослушивать. Когда Форести забирал сына из школы, он подошел к ней и еле слышно предупредил: «За мной сейчас постоянно наблюдают, и нам пока не стоит видеться». Она кивнула, давая понять, что совершенно с ним согласна. Никому не нужны лишние пересуды и внимание к преступлению, когда телевидение постоянно вторгается в личное пространство. Но чего-то ему недоставало. Именно чего-то, а не кого-то

. Но он и сам не мог понять, чего именно. Ему хватило бы просто на миг услышать ее голос.

Зазвонил дверной звонок. Форести встревоженно вскочил и взглянул на часы. Час ночи. Кто это может быть? Он подошел к двери, но открывать ее не стал.

– Кто там?

– Полиция, – ответил незнакомый голос.