— В этом взрыве, — уточнил Илья Алексеевич, кивнув на кипу газет на столе.
Заголовки вопили: «Порта жаждетъ реванша!», «Война все ближе», «Кто вооружитъ нашу армію?».
— Вы ведь хотите, чтобы я узнал обстоятельства взрыва на заводе, верно?
— Ну да, — виновато улыбнулся обер-полицмейстер. — Думал, между ваннами заглянете на завод, осмотрите там место происшествия, поговорите с чинами полиции…
Ардов молча глядел на сановника, словно ожидал какого-то важного дополнения. И Август Рейнгольдович не выдержал:
— Откуда этот турецкий след-то взялся?!
— В газете пишут, у следствия имеются неопровержимые улики.
— Да какие там улики! — воскликнул Райзнер. — Записка какая-то по-турецки. Якобы из блокнота посла. — Сановник прошелся по кабинету. — Зачем султану задирать нас сейчас? У него на Крите такая смута — того и гляди остров отберут. Россия в составе других европейских держав заявила, что о присоединении острова к Греции не может быть и речи. Согласитесь, при таком положении султану нет никакого резона ссориться с нами!
Полицмейстер обошел стол и приблизился к Ардову.
— Я вот что думаю, Илья Алексеевич, — начал он доверительным тоном. — Есть такая тайная греческая организация «Этники гетерия». Националисты. Своей целью ставят присоединение к Греции Фессалии, Эпира, Македонии и Крита — словом, создание нового большого греческого государства на Балканах.
— Думаете, взрыв в Сестрорецке устроили они?
— Не берусь утверждать, мой друг, — вздохнул тайный советник, — но если кому и есть интерес восстановить Россию против Турции, так это этим «гетериям». Полагаю, найти сочувствующих среди наших инвалидов турецкой кампании грекам не составило бы труда.
Ардов какое-то время обдумывал эту версию. Выглядела она вполне правдоподобной с точки зрения технического воплощения. Но вместе с тем в стратегическом отношении казалась весьма жалкой.
— Уверен, если дело обстоит так, как вы представляете, государь с легкостью разгадает эту провокацию.
— Дело несколько сложнее, чем вы можете предположить, — возразил тайный советник. — В окружении его величества достаточно горячих голов, полагающих нынешний момент идеальным для военной операции по захвату Проливов[17]
. Да и сам государь — убежденный сторонник установления контроля над Босфором.Райзнер вернулся за стол и принялся перекладывать бумаги, желая унять нахлынувшее волнение.
— План захвата уже разработан, — продолжил он, не глядя на Ардова, — все наличные силы Черноморского флота приведены в полную боевую готовность, ждут только телеграмму Нелидова[18]
. Эскадра выдвинется как будто для учений у берегов Кавказа, — Август Рейнгольдович двинул по сукну к краю стола увесистый малахитовый пресс-бювар, который, очевидно, предстал в его воображении эскадренным броненосцем «Три святителя», — а затем внезапно повернет на Стамбул. — Тайный советник резко развернул канцелярский предмет и направил в сторону бронзового чернильного прибора во главе стола. — Одновременно Нелидов объявит султану ультиматум.— Но ведь это война! — ужаснулся Илья Алексеевич.
— Вот именно! — вскрикнул обер-полицмейстер с какой-то обидой, имевшей, видимо, адресатом тех, кого эта перспектива не пугает. — Причем не с Турцией, в которой Нелидов уже подкупил половину визирей, а султан доверяет ему едва не больше, чем собственному правительству. Война будет кое с кем посерьезней.
Обер-полицмейстер замолчал, понимая, что выболтал немало лишнего. Но и останавливаться сейчас на полпути было бы неразумно. Он увлек Илью Алексеевича к окну, словно там было безопаснее.
— В конце прошлого года государь тайно встречался с премьер-министром Великобритании в замке Бальмораль[19]
, — еле слышно проговорил Райзнер. — Солсбери[20] дал понять, что не потерпит взятия Проливов русскими.— Вы хотите сказать, что мы на пороге войны с Великобританией? — Открытие ошеломило Ардова.
Август Рейнгольдович горько усмехнулся и закатил глаза.
— Неужели государь пойдет на это? — Илья Алексеевич все еще не мог принять ужасающего известия.
— За его сердце сражаются два лагеря, — все так же тихо продолжил Райзнер. — Витте[21]
— против захвата Проливов. Но государь — натура мнительная. Он чутко улавливает настроение подданных. Если воинственный дух общества начнет фонтанировать, кое-кто сумеет преподнести идею войны как «волю народа» и склонить государя на свою сторону.Обер-полицмейстер вернулся к столу и взмахнул газетами:
— Этим козлиным хором «народного» гнева кто-то весьма умело дирижирует! — воскликнул он, словно взобрался на трибуну. — Распаляет эту, понимаете ли, военную истерию. А толпе — сами знаете — только укажи на врага, уж она-то ждать не заставит. Причем надо признать — действуют хитро. Призывать к войне с Англией — это полнейшее безумие, на этом победных настроений не возбудишь. А вот звать отомстить дряхлому османскому мамонту, который и так распадается на глазах, — это пожалуйста, этим увлечь несложно.
— Получается, здесь за кулисами уже не греки стоят?