Нова Проспект (СИ)

Старое доброе «железо» заржавело под мощным потоком инвестиций в биотехнологии, порталы открыли врата в Золотую Эру генных модификаций. Усовершенственованный CRISPR оказался в разы дешевле углепластика; для корпоративной Америки не существовало более убедительного аргумента. Никакого технического обслуживания, никакой починки, никакого нейропозина.

Что может быть дешевле куска мяса?

Биомасса, оставшаяся в людям наследство от морского бога, была способна принимать любые формы, стоит только чуть-чуть покопаться в гомеозисных генах. Рынок тут же создал новую профессию — инженер биомассы. Архитекторы плоти, вдохновляясь наиболее экзотичными из созданий давно попранной матушки природы, совершенствовали старую модель человека. Делали из вчерашней обезьянки колониста будущего.

Какой-то пиарщик на полном серьезе решил, что «архитектор плоти» звучит поэтично.

Народ сопротивлялся ровно до того момента, как Версалайф стала закрывать заводы по производству нейропозина. А когда сам Шариф сменил собственную золотую руку на нечто, способное регенирировать за долю секунды, окончательно понял, что наступили новые времена.

Потому что когда у Шарифа появляется видение нового мира, остановить его невозможно. Особенно если этих новых миров — нескончаемое множество.

*****

— Не пойдешь? — спросил Причард. — Цирк будет что надо.

Раньше бы Адам улыбнулся остроте, сейчас она показалось ему фальшивой — Притчард точно знал, сработает ли T-300 или нет.

Притчард знал все. У Притчарда целые комплексы обработки данных, Притчард — мощнейший квантовый компьютер на планете Земля. Машина, натянувшая на себя навечно застывшую маску Притчарда, и пытающаяся развлекать Адама старыми шутками.

И, к сожалению, его единственный друг.

— Нахер, — ответил Адам, выискивая в шкафчиках кухни чего-нибудь покрепче. Из Чайрон-билдинг он так и не переехал. Фарида предлагала к ней или вместе снять квартирку. Но Адаму казалось, что тогда исчезнут даже те крохи воспоминаний о Цири, которые ему остались. По этим коридорам она ходила, в ванной остался косметический карандаш. На кухне купленная когда-то кружка с Мастером Йодой. Цири говорила что он кого-то ей напоминает. Ве… ви… как-то там.

Память его подводила. Может, последствия той самоубийственной вылазки. Притчард говорил, что мозгу тоже досталось. Словарный запас тоже в последнее время упростился.

— Брось, — возразил Притчард. — Тебе нужно развеяться.

Притчард помогал Шарифу, Левандовски и Гинзбург, причем всем троим — одновременно. В нынешнем состоянии для него это не составляло труда. Обрабатывал массивы данных, находил скрытые связи, предлагал решения — и все это за пару секунд. Новая информация — ответ. Новая информация — ответ. Sarif Industries можно было переименовывать в Pritchard Industries.

Одной компанией амбиции новоиспеченного ИИ не ограничивались. Он успевал между делом планировать объемы потребления человечеством в условиях крайне ограниченных ресурсов: продовольственное обеспечение (одна пицца в неделю, Адам, в остальное время — витаминизированная бурда), здравоохранение, систему транспорта и связи. Не сразу и в открытую, нет, шаг за шагом, чтобы корпократы не переразали провода. Но, испуганные гиперинфляцией и хаосом, политики все больше говорили голосом Притчарда; и люди удивлялись, откуда вдруг на Земле появился здравый смысл.

Студент Фрэнсис Притчард, позже отчисленный с третьего курса Массачусетского, размахивавший транспарантом «нам нужна плановая экономика» на популярных в то время митингах «захвати Уолл-Стрит», не просто воплотил свою мечту; он ей становился.

Адаму он тоже помогал. В основном — слушал.

Но Притчарда в этой машине, с которой он ежедневно общался и в присутствии которой периодически бухал, с каждым днем становилось все меньше. Выражалось это, в основном, в мелочах. Немного по-другому строил фразы. Выражался куда конкретнее — сказал, например, недавно, что «критическая точка вымирания человечества — пять процентов от населения».

Разве бы он раньше такое сказал? Пять, мать его, процентов.

Это была сущая пытка. Смотреть, как твой лучший друг умирает с каждым днем, превращаясь в ИскИн. Маленькие усовершенствования кода множились, уничтожая маленькие человеческие баги. Что еще хуже — подсобил ему в этом Адам.

— Ты мне кое-что забыл тогда рассказать, — сказал Адам, наконец обнаруживший свою заначку (Фарида перепрятала, что ли?). — Что уже умирал, когда решился оцифроваться. От моей пули.

— Вспомнил таки, и года не прошло, — засмеялся Притчард.

— Что ж смолчал? — скривился Адам, хлебнув виски прямо из горла. — Пожалел, что ли?

— В первую очередь, себя, — отшутился Притчард, — Я бы самоудалился, слушая твое нытье и пьяные извинения.

Настоящий Притчард бы никогда не отказался от такой возможности.

*****

Намир жив. Адам даже не помнил, кто ему это сказал. Вроде бы Притчард? Сказал, мол, собирали по кусочкам, как когда-то Адама, и напичкали биоаугментами по самые гланды — «так, что на человека перестал быть похож».

Усраться. Как будто он был похож раньше.