Новая Россия в постели

Какой же мне смысл спать — даже в вашем кабинете, куда вы отселили меня от всех остальных храпящих и орущих больных?

Господи! Неужели я умру? Неужели?! И из-за чего! Нет, в самом деле — из-за чего? Хотите знать, Николай Николаевич? Да, милый мой доктор, последний! Мне нечем ответить на вашу доброту и заботу, я свалилась на вас прямо из операционной — голая, окровавленная, без сознания, без денег и даже без всякой косметики. Я выглядела ужасно! А вы провели у моей койки не знаю сколько — трое суток? четверо? Боже, чем вы только не пытались оживить мое тупое и беспомощное тело! И вы вернули меня к жизни, но — лишь для того, чтобы услышать приговор консилиума этих медицинских корифеев.

Уже ночь, я не знаю, который час, у меня нет часов. За окном тьма, а в коридоре уборщица моет пол, точнее — возит по нему мокрой тряпкой. Сверху, со второго этажа слышны крики какого-то больного, но вот и он замолчал. Как хорошо, как замечательно, что мои последние дни я проведу в тишине вашего кабинета и под музыку великих джазменов — час назад я уговорила вас уехать домой поспать, вы оставили мне десять ваших любимых кассет и карманный «Панасоник», и теперь я слушаю Миллера, Армстронга, Клуни…

Но знаете что, Николай Николаевич? Я разорю вас на эти десять кассет и сделаю вам сюрприз — запишу на них свою жизнь. Но не ту биографию, которую я писала при поступлении в аспирантуру, и даже не ту, которую знает моя мама. Нет, я расскажу вам то, что ни одна женщина никогда не рассказывает никому — ни врачам, ни родителям, ни мужу, ни детям. Да, да, я расскажу вам то, что мы, женщины, всегда уносим с собой в могилу — насовсем, навсегда. И вы узнаете наконец то, что — единственное — и есть истинная женская биография, суть и ствол ее жизни. Хотите?

Впрочем, я не узнаю, хотите вы или нет, ведь я не стану спрашивать этого у вас, и вы узнаете, что я испортила ваши кассеты, только потом, после, когда меня уже не будет ни в вашем кабинете, нигде. Тогда, как-нибудь во время ночного дежурства, когда вы приляжете отдохнуть на этом диване, закурите ваши любимые «Мальборо», вставите в магнитофон Миллера или Глена Кола, чтобы уплыть в виртуально-музыкальную ирреальность, — только тогда вы и услышите мой голос и мою исповедь. Итак, вот

Первая кассета и первая ночь

С чего начать? Пожалуй, я поставила перед собой самую невыполнимую для женщины задачу — быть до конца, на сто процентов искренней и правдивой. Но наверно, только в таком, нынешнем моем состоянии это и можно сделать, только исполосованная скальпелем и исколотая шприцами женщина с огромной тяжелой головой, нерасчесанными волосами и болезненным телом, уже пораженным сепсисом, может попробовать честно и почти без эмоций рассказать о своей сексуальной жизни, о том, что привело ее на стол хирурга и в реанимационное отделение.

Мне 26 лет, но годы младенчества не в счет, мой первый сексуальный опыт я получила, когда мне было пять с половиной лет. Тогда я была очень непривлекательной девочкой. Я была маленькой толстой пацанкой — я лазила по стройкам, дралась с мальчишками. И тогда же у меня был первый сексуальный опыт, печально для меня закончившийся. У меня был брат, он старше меня на четыре года, а у него был друг, его звали Аркадий. Мы жили у моего дедушки, в его большом-большом доме. Или он казался мне большим, потому что на самом-то деле я жила в кладовке. Она была без окна. Там помещалась моя маленькая кровать, а дверь была со щелью, в которую я по вечерам, когда маме казалось, что я сплю, подглядывала за взрослыми. Я видела все. А когда мама вставала с дивана и шла к моей двери, я успевала отбежать и лечь спать. Меня невозможно было поймать. Таким образом я получала кучу информации о взрослой жизни. И этой информацией делилась со своей подругой Людкой, она была младше меня на год, и я у нее была безумным авторитетом.