И я вдруг поняла, что я перед ним виновата. Я его считала монстром и сексуальным маньяком, я себе клялась, что поступлю в аспирантуру и к нему на пушечный выстрел не подойду. А оказалось — он просто мальчик, девственник. Я встала с постели и говорю: знаешь что, дорогой, я хочу есть! То есть первый раз за две недели у меня аппетит появился. И мы с ним посреди ночи ели какие-то дурацкие макароны, которые он приготовил — кстати, безумно вкусно и с какими-то зелеными маслинами, я их нажимала, они брызгали в воздух, выстреливали, он не мог их поймать. Потом он дал мне нож с вилкой, а я перепутала, в какой руке что держать, и взяла нож в левую, а вилку в правую. А он так филигранно снял мою неловкость, сказал: и так можно. И сам взял нож в левую, а вилку в правую. Тут я к нему вообще прониклась, мне нравятся аристократы. Я увидела, что у него классный юмор, что он ко мне просто потрясающе относится. И почувствовала, что тяжесть ушла, что я могу с ним быть, спать, научить его заниматься любовью. То была наша первая более-менее сносная ночь, когда я вдруг выспалась, и мы нормально позавтракали, стали собираться на вокзал. При этом я не ожидала ничего особенного, а тут вижу, что он сам обо всем позаботился — цветы, фрукты, чемодан мне складывает. И смотрит на меня такими глазами… Я думаю: «Нет, что-то в нем все-таки есть, черт подери! Не такая уж он сволочь».
И мы с ним поехали на вокзал, к моему поезду, помню, нам носильщики везли телевизор и мои чемоданы, а я вдруг сама взяла его за руку. Как в каком-то фильме: мы шли-шли отдельно, и вдруг раз — я ощутила, что хочу взять его за руку. А это мы с ним уже спали две недели! И тут я опять увидела его слезы. Он плакал второй раз за сутки. Он говорит: не уезжай! Поезд тронулся, он стоит на перроне, я смотрю на него сверху и думаю: нет, что-то в нем все-таки есть. Не зря были две недели этой муки и боли.
Я вас не утомила, Николай Николаевич? Длинные романы интересны, когда в них какие-то фабулы закрученные, драки, убийства, преступления. А тут сплошная «Эммануэль» из Подгорска! С тем переспала, с этим, и уже пятая кассета кончается! А я, между прочим, еще не про всех рассказываю, я какие-то однодневные романы пропускаю, у меня на них просто времени нет — мне бы к утру до первого аборта добраться. Потому что пора же, какая женщина до двадцати трех доживет и не залетит ни разу?