Новая Зона. Синдром Зоны

Сталкеры разошлись, а их главный, сев на бревно, хлопнул рукой рядом. Я тоже сел.

– Ну, Лунь и Хип, вот так мы и живем.

– Нормально, атаман. Хорошо устроил.

– Давно хотел так… раньше не выходило, – вздохнул Сионист. – А сейчас вот крепко надеюсь всех честных бродяг собрать в одно большое, правильное общество, Лунь.

– По-моему, у вас неплохо получается, – заметила Хип, с уважением взглянув на сталкера.

– Не у меня, а у всех вместе, – улыбнулся Сионист. – Надо в силу нам входить, сталкеры. Хорошую, крепкую силу, нашу. Чтобы вместе, хватит одиночками умирать, хватит, чтобы о нас ноги вытирали и по одному в Зоне отстреливали. Если выживем, если не сотрут нас, то мы это сделаем, сталкер. Два поселка есть уже, сто пятьдесят четыре человека. Время от времени выцепляем отдельных гадов, выкидываем, но хороших людей много. Я даже больше скажу.

Сионист поднялся, его глаза загорелись. Никогда я не видел в таком воодушевлении обычно спокойного, невозмутимого бродягу, как правило, очень неразговорчивого. Изменился сталкер.

– Каждый человек здесь свободен, и каждый с оружием. Никто никому не хозяин, и всякий из нас – власть, Лунь. Все вместе решаем и все делаем по справедливости наконец-то. Знаете, сталкеры, я страшную вещь сейчас вам скажу, но вы над ней подумайте как следует. Зона сейчас для всех людей – не наказание, нет. Не беда, а великое благо, друзья. И дело не в технологиях, не в анобах всяких, хотя, конечно, мы с ними в будущее быстрей побежали. Не в них дело.

Сионист выдохнул и зло, с холодным прищуром посмотрел на север.

– Я хочу сказать о том, что до Зоны не существовало в мире силы, способной вычистить дерьмо из мозгов. Всю эту плесень и гниль, кислую блевотину глянца и телеэкрана, мусор и шлак в извилинах. То, что делалось с человечеством до Зоны, было кошмарно, сталкер, кошмарно и отвратительно. То, как превращали мыслящего человека в жрущую свинью у лохани, как выжигали из душ все людское, оставляя там только жадные инстинкты животного. И все силы человечества были направлены к тому, чтобы доставить этому животному ровно столько дешевой жратвы и такого же дешевого зрелища, чтобы он никогда даже не вспоминал о своей человеческой сущности. Чтобы раб мечтал не о свободе, а еще больше жрать и дольше веселиться и ни в коем случае не думал сам и, главное, другим думать не давал. А потом в большие города пришла Зона. Не во все, к сожалению. И это был не судный день, сталкер, нет. Это наше Чистилище, шанс не стать совсем уж выродками, скотным двором. Потому что если человеческое общество добровольно придет к свиноферме, то дальше дорога ему только на бойню. А пока – пусть хотя бы здесь, в этом поселке, люди будут вооружены и свободны. Это способствует развитию в человеке множества хороших качеств, я так думаю.

– Нет, Сионист. Это вряд ли, – негромко произнесла Хип. – Я много по электричкам музыки играла на гармошке. В детстве, да, и все видела, все эти лица. Поэтому сомневаюсь, что Зоны что-то исправят в людях.

– Думаешь? – Сионист с интересом посмотрел на стажера. – Смотри… есть сейчас в мире какая-нибудь война? Хоть одна, ну, самый маленький конфликт? Я сразу скажу – нет, наверно, впервые за всю историю, Хип. Войска теперь другим заняты перед лицом общей для всех угрозы. Союзы заключаются, ага. Вон, НИИАЗ уже международным стал. По телевизору развлекалова меньше? В разы меньше, барышня. Вот на тебе одежка сейчас чьего производства? Нашего, сталкер. Нашего. И компьютер ПМК – тоже наш. Научились, когда приперло, и те, у кого есть руки с мозгами, наконец-то могут найти им действительно достойное применение. И так теперь везде. Во всем мире начали ресурсы беречь, невыгодно стало штамповать вещи-однодневки, когда их плохо покупают. На планете гадить меньше стали, так как это теперь новой Зоной чревато. Поднатужились, технологии меняют – припекло! Нет, Хип. Меняются люди и по-хорошему умнеют, когда у них отбирают плюшевый мирок и тупую уверенность. Очень полезно для головы, когда жареный петух в задницу клевать начинает. Еще немного ударов этой самой птицы, и станут в нашем обществе героями не тупые глянцевые мрази и лживые подонки в дорогих костюмах, а те, кто работает, науку двигает и людей защищает.

– Идеалист ты, бродяга. – Я взглянул на загоревшиеся глаза Сиониста. – А еще про нас что-то говорил. Фиговая та свобода, к которой принуждают, друг мой. И грош цена доброте, выбитой из-под палки. Человек не меняется, и если исчезнут Зоны, то все у нас по-старому начнется, на тех же дрожжах.