Новаторы

В этот момент в нарядной появился знакомый по портретам парторг шахты Константин Петров. Он выглядел очень молодо и был похож скорее на комсомольского, чем на партийного секретаря. Чубатый, вьющиеся волосы, звонкий голос. Резкие повороты, энергичные движения.

Петров пришел с группой шахтеров. Из разговора, в котором все обращались к парторгу на «ты» и как к «Косте», можно было понять, что эти забойщики отработали в ночь и были чем-то недовольны. Жаловались на несвоевременную доставку леса для крепления забоев, на слабый напор воздуха в магистрали, отчего отбойными молотками невозможно пользоваться и приходится таскать с собой в уступы обушки.

— По-стахановски так по-стахановски! — кричал забойщик средних лет и требовал от Кости Петрова, чтобы он вопрос о неполадках ставил на шахтпарткоме.

— И заработать желательно, Костя! — выкрикнул забойщик. — Или вы весь воздух в уступ Стаханова запустили?

— Ну, это демагогия, — сказал подошедший к группе человек вида начальственного, одетый в телогрейку, перепоясанную электрическим шнуром. — Случилась авария, сейчас и Стаханов рубает в забое обушком, воздуха нет в трубах…

Это был помощник главного инженера шахты.

— А авария от кого, от бога или от черта? — вступил в разговор молодой парнишка. — Мы все желаем работать по-стахановски, Костя. Или давайте обеспечивайте, или не дразните на собраниях…

Парторг позвал всех недовольных в партком.

…К окончанию утренней смены я опять был в нарядной, где наконец увидел Стаханова. Выше среднего роста, рыжеватый. На голове кепчонка. Лицо покрыто слоем угольной пыли. Когда улыбается, видны крупные, ровные, белые зубы. В руке отбойный молоток. Этого человека уже знает вся страна, весь мир, но он ничем не выделяется в шахтерской толпе. Постоял, потолкался, поговорил и вместе с другими вышел во двор, пересек его и направился к поселку.

Вот тут, в пути, я догнал его. Назвался корреспондентом «Правды». Стаханов остановился, пожал руку. На его лице выразилась приветливость, не больше. Я не заметил ни малейшей рисовки, какая возникает у одних, ни смущения, как у других, при встрече с представителем центральной прессы.

На вопрос, как работается, Стаханов ответил: «Стараемся по-стахановски». Эти слова были сказаны попросту — в них не было и намека на хвастовство, или на иронию, или на шутку. Он произнес слово «по-стахановски» таким образом, что оно не имело никакого отношения к его собственной фамилии. «По-стахановски» успело для Стаханова стать нейтральным выражением.

Говорил он негромко и не очень отчетливо, был немногословен, но чувствовалось, что слов не подбирает. Он сказал, что рекорд «при благоприятных условиях» мог совершить всякий «более или менее приличный забойщик».

— Видишь ли, — пояснил Алексей Стаханов, — удлинение уступов, что мы предложили, случалось и прежде: Изотов удлинял, Свиридов удлинял. Разделение работы между забойщиком и крепильщиком тоже еще несколько лет назад испытывалось. А тут мы потребовали одновременно и уступы удлинить, и труд разделить. Теперь второе: крепильщики. Я бы один сто две тонны не отбил, ежели бы за мной не крепили такие опытные горняки, как Борисенко и Щиголев, которые сами по профессии забойщики. Считай два. Теперь третье: заведующий шахтой не поверил в меня, высказался против рекорда — значит, надо было подговорить хотя бы начальника участка Машурова. Костя ему доказал, и он дал согласие на рекорд без ведома завшахтой. Это три. Теперь четвертое: парторг Костя сам полез со мною в уступ…

С парторгом Константином Петровым у меня состоялся длительный разговор как раз на тему о «благоприятных условиях» рождения подвига Алексея Стаханова.

Петров, подтверждая в принципе стахановский тезис о том, что всякий «более или менее приличный забойщик» мог установить его рекорд, внес, однако, важные уточнения.

— Верно, — говорил Константин Григорьевич, — что в конечном: счете успех рекорда решала не личность забойщика, а новая система угледобычи. Недаром ведь и на нашей, и на десятках других шахт немедленно повторили рекорд Стаханова, и не только повторили, но и превзошли. Но Алексей был первым… Он должен был рекорд осуществить сначала в своем сознании. Не только поверить в реальность его, но, я бы сказал, произвести большую вычислительную работу в мозгу, затем убедиться психологически в своих силах. Ему предстояло пойти на технический риск, — ведь он ставил рекорд не в удлиненных, а в обычных забоях, может быть впервые в истории Донбасса переходя из забоя в забой. Он должен был выдержать сильное физическое испытание. Ведь еще вчера он чередовал отбойку с креплением. Перемена этих работ служит некоторой разрядкой. Далее, от него требовалась, я бы сказал гражданская храбрость. Завшахтой не поддерживает, Алексей спускается в забой фактически в тайне от администрации. Представляете, если бы задумки не получилось… Нет, рекорд мог быть поставлен и не Стахановым, но он должен был быть поставлен именно им…

Конечно, рекорд требовал организации. На этот счет Петров сказал: