Новаторы

В семье прочно утвердились новые привычки: выписали газету, раз в шестидневку стали ходить в кино. Шли и сами смеялись: раньше бы эти деньги припрятали, все до единой копеечки в хозяйство вложили бы… На обратном пути и дома по нескольку раз пересказывали увиденное. Все принимали близко к сердцу, не хотели верить, что на экране появляются артисты, а не подлинные герои. Не раз пытались представить себе, где сейчас неразлучные клоуны Пат и Паташон, как складывается жизнь вчерашних беспризорников из кинофильма «Путевка в жизнь». Неизгладимое впечатление осталось от «Чапаева». Его смотрели несколько раз, снова и снова переживая за Анку-пулеметчицу и восторженно приветствуя разгром белых: уходили со слезами на глазах, отказываясь верить в гибель легендарного начдива.

Большую радость доставляло радио. Репродуктор — обыкновенная черная тарелка на стене, какую теперь можно увидеть разве что в городском музее, — манил к себе ничуть не меньше, чем телевизор КВН через 20 лет. Иногда часами слушали литературные передачи, политические комментарии, просто статьи из газет.

И на работе все складывалось сначала удачно. В кузнице квалифицированных рабочих не хватало. Поэтому начальство не возражало против стремления Бусыгина научиться работать на разных машинах. А он довольно легко от пятидюймовых машин перешел к ковочным, потом к легким молотам, наконец — к тяжелому. Большинство работающих знали только одну-две машины, умели ковать немногие детали. Бусыгин же стал кузнецом-универсалом. Свободно подходил к любой машине и ковал все виды деталей. Причина тому была только одна — любопытство, желание испробовать свои силы. К тому же лестно было: его, недавнего смазчика, у которого масленка являлась главным орудием труда, часто зовут на помощь. Не вышел кто-то на работу или из-за поломки надо наверстывать упущенное — зовут его, и он выручает.

Но в конце концов ему это надоело, ведь многие его стали воспринимать как человека, специально занимающегося лишь помощью другим рабочим. Бывало, за день три-четыре места приходилось менять. Только всерьез наладит операцию, а уже надо ковать другую деталь. Самое обидное заключалось в том, что он оказался без своего постоянного места. В те часы, когда все шло нормально, помощь его не требовалась, делать ему было нечего. Оставалось только заниматься уборкой мусора.

Беседа с мастером кончилась плохо.

«Товарищ Верейкин, — обратился к нему Бусыгин, — надоело мне вроде пожарной команды быть. Хочу работать постоянно у одного молота».

Ответ был совершенно неожиданный: «Ты что бузотеришь? Не хочешь работать — получай расчет!»

Совсем растерянный, Бусыгин вернулся в кузницу. Но на своем решил стоять твердо. И когда его снова направили с одной машины на другую, он решительно отказался. Верейкин тоже не захотел отступить от своих слов и написал записку: «За отказ и срыв работы Бусыгина уволить».

На миг показалось, что в цехе стало тихо. «Вот и все. Конец! Радовался: мол, кузнецом-универсалом стал, а оказался бузотером». Шел вдоль машин и никак не мог понять, почему же он срывщик. Как ни думай (а он и с женой посоветовался), работая палочкой-выручалочкой, высокой производительности не дашь. Соревнование в таких условиях развернуть нельзя. Чего, казалось, проще, закрепить за каждым молотом одних и тех же рабочих и не переставлять их каждый день от машины к машине. Будет личная ответственность. В случае необходимости общими усилиями план всегда выполним. На одних перекурах сколько времени теряем…

В таких раздумьях столкнулся Бусыгин со старым рабочим Мокиным, членом цехового комитета профсоюзов.

— Александр, ты куда это? Что с тобой?

— Да вот выставляет меня Верейкин. Ухожу из цеха. Мокин не стал больше ни о чем говорить. Повел Бусыгина к начальнику цеха. Разговор получился обстоятельный и острый. Ничего вразумительного в оправдание своих действий мастер сказать не мог. А вот мысли Бусыгина о том, как поднять производительность труда и наладить соревнование, всем понравились. Раздались реплики:

— Чего же раньше молчал?

— Почему цехком обходишь стороной?

Над этими вопросами Бусыгин задумался всерьез. По распоряжению начальника цеха его поставили работать на большом молоте. Это было огромное, многотонное сооружение, оснащенное новейшей техникой; здесь ему представлялась возможность доказать не только справедливость, но и реальность своих замечаний о работе кузнечного цеха.