Новаторы

Этот рассказ о легендарном советском сталеваре Макаре Мазае я пишу спустя почти тридцать лет после его гибели. О Мазае написано немало. Мне выпало быть свидетелем восхождения Макара Мазая.

Как только осенью 1936 года в Москве было получено сообщение о первой скоростной плавке Мазая, я выехал в Мариуполь. И мне посчастливилось быть свидетелем скоростных плавок, которые вел Мазай. А после того, как Мазай был у Орджоникидзе и парком предложил ему рассказать, как ему удалось добиться своих успехов, мне была поручена литературная подготовка книги «Записки сталевара» (она вышла в свет в 1940 году).

Работать с Макаром было трудно, но увлекательно. У него был острый ум, и он понимал, что «свет не сошелся клином» на его печи. Не мне судить, оказался ли удачным наш творческий союз. Книга была замечена и, насколько мне известно, читалась (ныне она библиографическая редкость).

Таким был Макар Мазай.

Пути, проложенные Мазаем, оказались весьма плодотворными, и по ним пошли все сталевары Советского Союза. Идея более высокой нагрузки печи легла в основу плана реконструкции мартеновских печей Магнитки, Кузнецка, Нижнего Тагила и других заводов со 185-тонных плавок на 350- и 385-тонные. В Магнитогорске перестройка печей происходила под руководством главного сталеплавильщика комбината Якова Ароновича Шнеерова. А когда началась война, на этих печах варили броневую сталь. Даже самые умелые сталеплавильщики — например, такие, как златоустовец Петр Егорович Бояршинов, которому известна была «тайна булата», — считали, что и мысль о том, чтобы варить в мартенах такую сталь, — безумие. Магнитогорцы это сделали и обеспечили танковые заводы броней.

…В те часы, когда Мазая вели на казнь, на вахте мартеновской печи на златоустовском заводе стоял один из участников двадцатидневного соревнования, сталевар Василий Матвеевич Амосов. Он взялся варить в мартеновской печи высококачественную сталь очень сложных марок. Такую сталь до тех пор получали только в электропечах. Но ее требовалось много, и электропечи не могли обеспечить потребность. Василий Амосов сделал то, что казалось немыслимым.

И в Тагиле, и на других заводах востока варили сталь по-мазаевски. Всюду, где варили сталь для фронта, незримо присутствовал Макар Мазай.

…А после войны, когда развернулась гигантская битва за восстановление разрушенных гитлеровцами в годы оккупации заводов, на вооружение снова взяты были методы Мазая, и, отталкиваясь от них, сталевары шли вперед и вперед.

Достигнутый Мазаем съем стали с квадратного метра пода печи — 12 тонн — казался фантастическим. Ныне же, вооруженные новыми средствами — кислород, природный газ, высокоогнеупорные материалы, автоматика и ЭВМ, — сталевары дают по 20, 30, а в иные сутки до 38 тонн с квадратного метра печи.

Последователи Мазая — сталевары Запорожстали, Макеевки и других заводов — выдают двухсоттонные плавки за три часа и даже быстрее.

Макар Мазай возглавил бой за 60 тысяч тонн суточной выплавки. Это был 1936 год, предпоследний год второй пятилетки.

Девятая пятилетка началась суточной выплавкой почти в 350 тысяч тонн!

В этих цифрах — пройденный путь.

На металлургических заводах Донбасса с конца 1971 года развернулось соревнование за приз имени Макара Мазая.

МАРХАМАТ ЮЛДАШЕВА

Ю. Белов

Мархамат глядела на строгое, сосредоточенное лицо инженера, стоявшего у новенькой черной доски, и ей казалось, будто он постепенно превращается в гигантскую фигуру сказочного богатыря. Она хорошо знала, что перед нею совсем обыкновенный человек. Но этот человек обладал такими обширными знаниями, что в глазах тринадцатилетней девочки, едва переступившей порог ФЗУ, он отождествлялся с могучим и всесильным богатырем, а то и самим джинном — волшебным демоническим духом.

Но что это? Неужели инженер прочитал ее мысли? Или ей почудилось? Да нет, он действительно дважды упомянул о каких-то джиннах, а затем снова заговорил о хлопке и способах его обработки.

Мархамат не выдержала и подняла руку.

— Что там у тебя, Юлдашева? — спросил инженер.

— Извините, пожалуйста, амаке[7], — начала было Мархамат, но тут же умолкла, краснея от охватившего ее стыда: весь класс зашумел, и где-то послышался смешок.

— Смеяться тут нечему, — выждав, пока станет тихо, произнес инженер. — А ты, Юлдашева, запомни, что здесь у нас нет ни дяденек, ни тетенек, а есть учителя, и каждый из них имеет свою фамилию, свое имя и отчество. Я уже говорил, что меня зовут Хасаном Турсуновичем, фамилия моя — Турсунов. Так о чем ты хотела спросить, Юлдашева? И, пожалуйста, прошу не стесняться. Все вы пришли сюда, чтобы учиться, и чем больше будет задано вопросов, тем лучше. Через год закончится строительство первой очереди текстильного комбината, и вам первым придется встать у новых машин. А без твердых знаний…

— Хасан Турсунович, — осмелела Мархамат, — я что-то не поняла, о каких джиннах вы говорили. Ведь джинны — это…