Новаторы

— Это злые духи, ты хочешь сказать? — улыбнулся Турсунов и поднял руку, заметив, что в классе начался шум. — Нет, девушки, я говорил не о джиннах, а о джинах, с одной буквой «н». — Написав это слово на доске, он положил мел на место и продолжал: — Джин — слово английское, это машина, которая отделяет волокно от семян хлопчатника. Это один из первых процессов, предшествующих превращению хлопка в ткань. Мы же с вами будем изучать так называемый процесс предпрядения — получение ровницы, из которой затем производится пряжа. Теперь о машине.

Не успел Турсунов написать на доске десяток слов, означавших названия машин, их деталей и производственных процессов, как несколько девушек почти одновременно подняли руки.

— Вот такая активность мне нравится, — стряхивая с пальцев белую пыль, довольным голосом произнес инженер. — Теперь я уже не сомневаюсь, что вы действительно собираетесь стать квалифицированными работницами. Имейте в виду, девушки, что, когда вы встанете за ровничные машины, от вас будет зависеть, какую продукцию станут вырабатывать прядильщицы и ткачихи. Итак, что же интересует тебя, синеглазая?

Если бы не рыжеволосая Таджихон, у которой были такие редкие глаза, Ходичу можно было бы признать за самую оригинальную фигуру не только в группе ровничниц, но и во всей школе ФЭУ. Правда, Мархамат была стройнее своих подруг и отличалась правильными и тонкими чертами лица, но у нее сверкали такие же, как у всех почти девчонок, темно-карие с длинными ресницами глаза, столь характерные для коренных жителей Узбекистана, да и вообще всего Востока.

Xодича поднялась с места и, слегка потупившись, загула вопрос:

— А что же все-таки такое, домла[8], эта самая ровница?

— Ровница — это рыхлая, слегка скрученная, вытянутая нить из хлопкового волокна. Нить эта имеет округлую форму, наматывается на катушку. Скоро вы все увидите это своими глазами, девушки, и даже потрогаете руками.

Мархамат внимательно следила за каждым движением Хасана Турсуновича, медленно прохаживавшегося возле доски и терпеливо повторявшего еще пока мало понятные термины. Ей не верилось, что когда-нибудь она не только будет знать назубок названия всех этих частей загадочной ровничной машины, но и станет работать на ней.

Стараясь не пропускать ни одного слова учителя, девушка торопливо исписывала листки тонкой тетради, время от времени прикладывая промокашку к пятнам клякс. Хотя Мархамат и успела до этого окончить пять классов, писать быстро она еще не научилась. Она волновалась, и перо дрожало в ее руках.

Опасливо покосившись на тетрадку подруги, сидевшей рядом, Мархамат невольно улыбнулась, заметив там несколько клякс. Теперь ей было уже не так стыдно за себя.

— Ты что улыбаешься? — шепотом спросила Ходича, соседка по парте. — Может быть, хочешь удрать из ФЗУ?

— А зачем удирать? — удивилась Мархамат. — Разве тут плохо?

— Тут, конечно, хорошо, — согласилась Ходича, — только трудно очень. Я, например, почти ничего не поняла из того, что рассказывал домла.

— Так что же ты молчишь? Спрашивай, и он тебе все-все объяснит! По-моему, если взять и поставить в один ряд тысячу и одного муллу, то все вместе они не знают и сотой доли того, что знает Хасан Турсунович!

— Это, конечно, верно. Только мне от этого не легче.

И, словно уловив мысли подруги Мархамат, Турсунов произнес:

— Самый трудный шаг — первый, и вы его должны сделать!

Тридцать третий год был трудным для страны: из-за неурожая многим пришлось тогда подтянуть ремни потуже и довольствоваться малым.

Семья Мархамат ничем не отличалась от многих тысяч других узбекских семей. Трудолюбие здесь прививалось чуть ли не с младенческих лет, почтение к старшим впитывалось с молоком матери.

Отец Мархамат, Юлдаш Мирзамухамедов, коренной ташкентец, встретил Октябрьскую революцию уже вполне сложившимся человеком. Ему было тогда сорок лет (жена Зухра — на десяток лет моложе), и в его доме с небольшим фруктовым садом, дававшим основной доход, уже жили семнадцатилетний сын Шукур, пятнадцатилетняя дочь Лютфи и ее тринадцатилетняя сестренка Кутни. Перед тем как родилась Мархамат, Мирзамухамедовы похоронили одного за другим трех малюток и с явным опасением ожидали следующего ребенка.

Зухра-хон не раз поднимала к потолку свои натруженные и обветренные руки, моля о пощаде и даровании здорового ребенка. Юлдаш-ака был более сдержан и лишь мысленно присоединялся к просьбам своей жены.

«Мархамат[9], о небо, мархамат!» — повторял он, беззвучно шевеля губами. Так получила свое имя девочка, родившаяся в феврале 1920 года. После появления Мархамат семья Юлдаша Мирзамухамедова пополнилась еще двумя мальчиками — Рыхсибаем и Рузыбаем. Таким образом, когда Мархамат стала ученицей ФЗУ, старшему ее брату было тридцать три года, а младшему — только пять. Подобная разница в возрасте никого не удивляла, ибо вокруг жили тысячи таких же семей.