Новеллы и повести. Том 1

«Все, что находится вне его стада, — подумал тогда Павел, — не имеет для него никакого значения». Даже людей дед Йордо делил на две категории — на чабанов, которые в его сознании определялись очень живо и рельефно, и на всех остальных — неясную, чуждою массу человекоподобных, существующих лишь для того, чтобы пользоваться благами, созданными чабанами. С особой любовью он говорил о старых чабанах, своих учителях и покровителях, об их стадах, не имевших себе равных. Все это были легенды, которые его воображение населяло самодивами, лесными духами и самыми фантастическими событиями. Он неоднократно вспоминал о чудотворных травах, спасительном волшебстве, чудесах природы, был страшно суеверен и полностью убежден в существовании всяких таинственных сил. Только теперь Павел понял, что в те пятнадцать минут, которые старик каждое утро проводил, стоя лицом к восходящему солнцу, он исполнял древний-древний обряд, завещанный ему его наставниками-чабанами. Вообще жизнь деда Йордо была полна обрядов, ворожбы и таинственности. В бога он не верил и в церкви не был ни разу в жизни. Зато у него было много своих богов, которых он почитал и страшился.

В одном из писем к своему другу Коко Павел, рассказывая о старике, писал:

«Это настоящий язычник! Ты себе не представляешь, что это значит! Самое большое наше несчастье в том, что мы отравлены христианщиной и никогда не сумеем вернуться к языческим временам. Честное слово, братец, я позавидовал ему со всеми этими русалками, вампирами, богами шерсти и молока и всяческими чародеями, Мне кажется, что в этом гораздо больше смысла, чем во всех наших действиях, потому что человек — это ребенок, как ребенок живет и как ребенок умирает».

Имея представление о характере Павла, я не удивляюсь его преклонению перед язычеством деда Йордо, который самим своим существованием уже давал ответ на множество человеческих вопросов. Но, бесспорно, наиболее сильное впечатление произвели на него языческая чистота и непорочность старика.

Несмотря на свое отчуждение от людей, дед Йордо пользовался завидной популярностью не только как прославленный чабан, ной как своеобразный народный мудрец, лекарь и даже колдун. Бывали дни, особенно весной, когда жители окрестных сел во множестве смиренно шли к дубу, чтобы поделиться со стариком своими горестями.

— Люди не приходят с радостью, люди приходят с горем, — заявил Павлу пастух.

Он встречал всех этих людей с таким же снисхождением, которое он испытывал к овцам чужого стада. Человеческие страдания повергали его в недоумение, так как у овец все было гораздо проще и понятнее. Каждая новая встреча с людьми убеждала его в преимуществах пастушеской жизни. Старик считал чабанское дело избавлением, единственным спасительным путем в жизни.

Сначала Павел был поражен и восхищен такой абсолютной цельностью деда Йордо. Он совсем не был похож на всех этих описанных в литературе чабанов, которые ненавидели свою работу, проклинали свою судьбу и все вздыхали по городской жизни. Дед Йордо казался совсем другим, и само его отшельничество в Джендем-баире имело, казалось, какой-то особый смысл.

Об этих первых, проведенных вдвоем, вечерах известно только из письма Павла Коко и из того, что он рассказывал после своего бегства.

«Это был старик от природы интеллигентный, отличавшийся необыкновенной живостью ума и чудесным воображением. Все у него было настолько гармонично, что наши вечера под дубом иногда казались мне театром, а сам он — великолепным актером. Он страшно много курил, не выпускал изо рта трубки, без нее я даже не могу представить себе его лица. Говорил он всегда спокойно, делая длинные паузы, и словно наслаждался собственными словами, абсолютно убежденный в верности всего им сказанного. Бо́льшего фанатика я не знаю!»