Новое о декабристах. Прощенные, оправданные и необнаруженные следствием участники тайных обществ и военных выступлений 1825–1826 гг.

Официальное расследование наложило свой отпечаток на представления о персональном составе тайных обществ. Занимаясь его реконструкцией, историк имеет дело главным образом со следственными показаниями, полученными в результате деятельности органов расследования, учрежденных для обвинения лиц, составивших «злоумышленное тайное общество». Оперируя сведениями такого рода источников, всегда приходится делать оговорку в отношении их особенностей, состоящих в обвинительном направлении, тенденциозности содержания, специальном отборе фактов и т. д. Однако отмеченные особенности следственных показаний как информационного массива оказывают влияние и на степень полноты содержащихся в них сведений о персональном составе конспиративных союзов и заговора декабристов. Применительно к вопросу о «предполагаемых декабристах» это означает, что могли появиться отдельные случаи, когда обнаружить принадлежность к «злоумышленному тайному обществу», являвшуюся основанием для ареста и наказания, не были заинтересованы ни подследственные, ни, при определенных обстоятельствах, само следствие. В ряде случаев, как уже отмечалось, участие в тайных обществах или знание об их существовании влиятельных лиц, значимых в военной и административной иерархии, близких к высшим кругам, не подвергалось специальному расследованию и осталось до конца не вскрытым. В этой связи вполне объяснимым становится появление в показаниях и других материалах следственного процесса не вполне подтвержденных, недостаточно ясных свидетельств, которые позволяют считать названное лицо предполагаемым участником декабристских обществ и военных выступлений.

Огромный массив информации, проходившей через чиновников следствия, незафиксированные в следственных документах результаты устных допросов также обусловили возможность появления спорных, не имеющих однозначного толкования случаев, а также незамеченных следствием указаний на принадлежность к тайному обществу, которые теперь необходимо признать свидетельством о возможном участии в декабристской организации или заговоре.

Историками справедливо замечено, что подследственные, по крайней мере многие из них, старались «не впутывать» в орбиту следственного процесса новых лиц, мало замешанных в дело. Это, в свою очередь, также нередко приводило к появлению указаний на возможное участие в декабристской конспирации. Ведь расследование получало противоречивую информацию о степени причастности к движению – по той причине, что подследственные придерживались на процессе различной линии поведения и могли по-разному понимать пределы «откровенности», которую можно было допустить в показаниях. Причастность тех лиц, о которых следствие узнало лишь неопределенную или противоречивую информацию, иногда так и оставалась невыясненной (случай Ф. Ф. Матюшкина, о котором будет сказано в этой главе).

Таким образом, в силу сказанного недостаточно ясные и не полностью расследованные указания, имеющиеся в составе комплекса следственных материалов, могут служить надежным и правомерным основанием для заключений о предположительном участии в декабристском движении.

Материалы следствия далеко не исчерпывают не только действительный состав участников тайных обществ, но и «предположительный»: иллюстрацией к этому заключению служит целый ряд точно установленных членов тайного общества, «уцелевших» декабристов, которые выявляются по другим источникам (не менее 20 человек) [1024].

В мемуарных текстах также обнаруживаются указания, которые следует отнести к свидетельствам о возможной принадлежности к декабристам. Имеется множество примеров такого рода свидетельств, относящихся ко времени, когда «процесс декабристов» давно ушел в прошлое, говорящих о том, что некоторые из участников тайных обществ избежали наказания, открывающих близость того или иного лица к декабристам, повествующих о том, что лишь случай (варианты: здравый ум, осторожность, занятия службой, связи с влиятельными лицами и т. д.) помог избежать привлечения к следствию и наказания. Есть и свидетельства о близком знакомстве с заговорщиками, об осведомленности о существовании тайных обществ, знании политической цели заговора и даже формальном присутствии в числе заговорщиков. Все ли из них недостоверны? Как представляется, если такие указания исходят от осведомленного лица, не содержат типологические признаки исторического анекдота, то они могут служить надежным подтверждением возможного членства в тайных обществах.

Разумеется, ретроспективные источники наделены своими особенностями. В частности, анализ содержащихся в них данных сопряжен с учетом субъективного взгляда автора на описываемые события и факты, движущих мотивов мемуариста, обстоятельств создания и т. д.