В рассматриваемых случаях не приходится сомневаться в том, что спустя многие годы, вплоть до 1860-х гг., бывшие участники тайных обществ и заговора 1825 г., уцелевшие от репрессий и оставшиеся в таком качестве неизвестными, об этом эпизоде своей биографии предпочитали не распространяться. Восстановление подлинной степени причастности к деятельности тайных обществ на основе свидетельств мемуарных источников затрудняется тем, что многие уцелевшие лица не были заинтересованы в афишировании своего участия в преследуемых правительством конспиративных союзах – ни в 1825–1826 гг., ни в следующую эпоху. В своих воспоминаниях, созданных в тот период, когда тема декабристского заговора находилась под запретом, они скрывали свое участие в декабристских обществах, «намекая» об этом лишь сообщениями о встречах и дружеских отношениях с людьми, осужденными по «делу 14 декабря», о «вольных» разговорах, замалчивая при этом факт формальной связи с конспиративной организацией; сообщали о своем отказе в ответ на предложение вступить в тайное общество (воспоминания С. П. Шилова, П. Х. Граббе). В более позднее время, после амнистии осужденных в 1856 г. и легализации декабристской темы, в мемуарных текстах, принадлежавших лицам, не пострадавшим в 1826 г., появились упоминания об участии в «невинной» в политическом отношении благотворительной деятельности Союза благоденствия; при этом тайное общество представлялось в виде нравственно-просветительской организации, вроде масонской конспирации (воспоминания Ф. П. Толстого).
Для избежавших наказания по процессу, и тем более – для избежавших привлечения к следствию, признание своего участия в «злонамеренном тайном обществе» исключалось, в особенности это касается тех, кто впоследствии сделал значительную карьеру. Обнаружение причастности к «антигосударственному» военному заговору тех, кто имел высокие чины, первоначально грозило крахом всей карьеры и тяжелым наказанием, а спустя многие годы могло оказать специфически негативное влияние на облик «государственного мужа», занимавшего ответственные и высокие посты. Контакты с «антиправительственным заговором», даже имевшие место в далеком прошлом, сохраняли вполне реальное дискредитирующее значение на продолжительном отрезке времени (вплоть до 1860-х гг.).
В мемуарах, принадлежавших осужденным по процессу 1825–1826 гг., тоже нельзя исключить «фигуры умолчания» по рассматриваемому вопросу. И, прежде всего, в силу соображений морально-этического порядка: сообщать о членстве в тайном обществе избежавших наказания, еще здравствующих людей, в том числе занимающих высшие государственные должности, вряд ли было уместным. В мемуарах, вышедших из этой среды, авторы ограничивались, как правило, приведением имен тех, кто принадлежал к числу осужденных по «делу декабристов», либо был наказан без суда. Чаще всего в этих воспоминаниях содержится лишь общая констатация факта участия в тайном обществе лиц, не обнаруженных на следствии и избежавших наказания, без обозначения фамилий; лишь в редких случаях осужденные в 1826 г. авторы мемуаров приоткрывали завесу над составом группы необнаруженных участников тайных обществ (например, воспоминания С. П. Трубецкого и С. Г. Волконского, где названы несколько членов тайного общества, оставшихся неизвестными следствию).
Вместе с тем, и мемуарные свидетельства осужденных декабристов содержат указания о вероятном участии в тайных обществах. Причины этого, в значительной мере, сходны с теми мотивами, которые оказывали сдерживающие влияние на авторов, побуждая их не раскрывать причастность к декабристской конспирации необнаруженных участников движения. Субъективность мемуарных источников добавляет к этому дополнительные основания. В ретроспективных записках можно встретить свидетельства, имеющие косвенный характер, различные намеки, а также намеренное искажение реальных отношений. Одной из причин появлений подобных свидетельств является стремление некоторых авторов снизить (или наоборот, повысить) значимость заговора. Разнообразные оговорки, не позволяющие уверенно говорить о членстве в тайном обществе вновь названного лица, другие моменты, ослабляющие достоверность свидетельства, а также определенный контекст, сопровождающий свидетельство, – все это составляет характерные признаки указаний о возможном участии в декабристской конспирации.
Имея в виду то несомненное обстоятельство, что многие участники декабристских обществ в силу различных причин не были обнаружены следствием, правомерно выдвинуть предположение в отношении такого рода свидетельств, что большая их часть представляет собой попытки умолчать о своем членстве в политической конспирации, не раскрыв всей степени вовлеченности в движение.
Алла Робертовна Швандерова , Анатолий Борисович Венгеров , Валерий Кулиевич Цечоев , Михаил Борисович Смоленский , Сергей Сергеевич Алексеев
Детская образовательная литература / Государство и право / Юриспруденция / Учебники и пособия / Прочая научная литература / Образование и наука