Новые идеи в философии. Сборник номер 9

Тягостное и отталкивающее зрелище постоянно притягивает взор, который невольно с пытливостью и необыкновенною изощренностью впитывает в память возмущающие душу подробности, вызывающие чувство мурашек в спине и нервную дрожь в конечностях. В современной жизни местом, где проявляется такого рода гипноз, служат кабинеты восковых фигур. Эти фигуры, с зеленовато-мертвенным оттенком их лиц, неподвижными глазами и безжизненными, деревянными ногами, производят на многих неприятное впечатление. А когда такие фигуры служат для изображения мучительства различных пыток или сцен совершения кровавых преступлений, это впечатление доходит до крайних пределов. Музей Grevin в Париже, подносящий своим посетителям последние новинки из мира отчаяния, крови и проклятий, или так называемые «Folterkammer» немецких восковых кабинетов всегда могут насчитать между зрителями этих вредных и безнравственных зрелищ, приучающих толпу к спокойному созерцанию жестокости, людей, которых «к этим грустным берегам влечет неведомая сила». Есть нервные люди, которые предпочли бы остаться ночью в одной комнате с несколькими трупами, например, в анатомическом театре или «препаровочной», чем провести час наедине с несколькими восковыми фигурами, и тем не менее, они почти никогда не могли противостоять искушению зайти в кабинет восковых фигур. Они вступали туда с «холодком» под сердцем и, насытив, вопреки душевному возмущению, свое внимание удручающими образами во всех подробностях, страдали потом от вынесенного впечатления и долго тщетно старались изгладить из памяти вопиющие картины…

Такое же влияние имеют иногда и те произведения живописи, в которых этическое и эстетическое чутье не подсказало художнику, что в изображении действительности или возможности есть черта, за которую переходить не следует, так как за нею изображение уже становится безжалостным и даже вредным поступком. Несколько лет назад на художественных выставках в Берлине и Мюнхене были две картины. Одна представляла пытку водою, причем безумные от страдания, выпученные глаза и отвратительно вздутый живот женщины, в которую вливают второе ведро воды, были изображены с отталкивающей реальностью. На другой, носившей название «Искушение святого Антония», место традиционных бесов и обнаженных женщин занимали мертвецы, находившиеся на всех степенях разложения, пожиравшие друг друга и пившие из обращенной в чашу спиленной верхней части своего черепа собственный мозг. Обе картины всегда привлекали толпу; некоторые возвращались к ним по несколько раз и в то время, как из уст их раздавались возгласы отвращения и ужаса, глаза их жадно впивались во все подробности и прочно запечатлевали их в памяти.

Применяя эти замечания к свидетельским показаниям, приходится признать, что гиперестезия (обостренность) внимания, возбужденного картинами, внушающими ужас и отвращение, вызывает неизбежным образом анестезию (притупленность) внимания к побочным и в особенности к последующим впечатлениям. Это, конечно, влечет за собою и неравномерную ценность и полноту отдельных частей показания. Однако, нет основания видеть в этом неправдивость свидетеля или намеренные с его стороны умолчания. Таким образом, если о выходящем из ряда событии или резкой коллизии, о трагическом положении или мрачном происшествии даются показания разными лицами, одинаково внешним образом стоявшими по отношению к ним и показывающими каждый неполно, то во всей совокупности получится совершенно определенная, соответствующая действительности картина. Один расскажет про все мелочи обстановки, среди которой найден убитый, но не сумеет определить, лежал ли труп ничком или навзничь, был ли одет или раздет и т. д., а другой опишет выражение лица у трупа, положение конечностей, пену на губах, закрытые или открытые глаза, направление ран, количество и расположение кровавых пятен на белье и одежде, – и затруднится сказать, сколько окон было в комнате, были ли часы на стене и портьеры на дверях и т. д. Один и тот же предмет отталкивал от себя внимание первого свидетеля и приковывал внимание второго…