Новые идеи в философии. Сборник номер 9

Прежде всего, повседневное наблюдение. Огромное преимущество психолога – в том, что он живет среди объектов своего изучения и в постоянном соприкосновении с ними; каждый день и каждый час он присутствует при сценах, более или менее значительных, в которых эти изучаемые им объекты раскрывают частицу своей внутренней жизни, и все эти данные опыта оставляют в его уме мельчайшие следы, которые, комбинируясь между собой за порогом сознания, в конце концов, образуют там более или менее верные предпосылки для новых частных случаев, или даже гипотезы и теории об общих соотношениях между различными психическими качествами. Таким именно путем сложилась большая часть ходячих мнений о психических различиях между полами, возрастами, национальностями и расами, так же, как и различные предложенные классификации темпераментов и характеров: психолог, внимание которого обращено к одной из этих тем, находит в своем уме совершенно готовые образцы – разумеется, немного спутанные в деталях, но достаточно отчетливые в основных линиях, – образы групп, которые он желает описать, и ему остается только анализировать их. Мне представляется несомненным, что анализ, полученный таким путем, заслуживает высшей степени нашего внимания, потому что, в конечном счете, он покоится на солидной и широкой почве данных опыта. В неизмеримой массе наблюдений над человеческой природой, которые мы делаем в течение всей нашей жизни, совпадающие случаи взаимно поддерживают, а противоречащие – взаимно изглаживают друг друга; нужно предполагать, следовательно, что комбинации, представляющиеся нашему уму естественными и правдоподобными, на самом деле коренятся в природе вещей. Но эта предпосылка получает свое полное оправдание лишь при том условии, что случаи, на основании которых составилось наше окончательное впечатление, представляют в своей совокупности с достаточной полнотой все человечество, или, по крайней мере, ту часть его, к которой относятся наши заключения. Однако, это условие далеко не всегда выполняется. Возможно, что некоторые группы представлены в среде, где мы вращаемся, только немногими индивидами; если эти индивиды случайно имеют несколько общих черт, то эти черты ассоциируются в нашем уме с общим характером группы, и мы предположим соответствия там, где имеются лишь простые совпадения. Далее, даже в том случае, если число лиц, служивших образцами для данной группы, будет достаточно велико, почти обязательно окажется, что мы встречались с одними чаще, чем с другими; из этого следует, что первые будут участвовать в большей мере, чем последние, в построении образа, который мы составим себе об общем habitus группы. Так, оказывается, что, по замечанию Д. С. Милля, из взглядов, высказанных кем-нибудь о природе женщины вообще, можно заключить с почти комической степенью вероятности о специальных качествах, характеризующих его супругу. Конечно, можно принимать меры предосторожности; но до тех пор, пока не составлен точный список случаев наблюдений, почти невозможно избегнуть опасностей, на которые я только что указывал. К этому присоединяется то обстоятельство, что вероятность для отдельных наблюдений запечатлеться в уме и оказать влияние на образующиеся в нем общие образы зависит в значительной мере от присутствия у исследователя предвзятых идей. Лишь только мы начали подозревать связь между какими-нибудь двумя качествами, случаи, подтверждающие это подозрение, будут лучше наблюдаться и запоминаться нами, чем другие; будет совершаться невольный и бессознательный подбор, вследствие которого два лица, имея перед глазами одни и те же факты, но ожидая разных результатов, могут извлечь из этих фактов диаметрально противоположные выводы. Повторяем еще раз: можно принимать меры предосторожности; можно поступать, например, как Дарвин, который имел привычку тщательно отмечать все наблюдаемые им факты, которые, казалось, противоречили готовым теориям. Но нужно сказать, что, даже принимая всевозможные меры предосторожности, чрезвычайно трудно поручиться за полную объективность. И это особенно в области психологии, так как здесь мы имеем дело, по большей части, с непредвиденными, мимолетными фактами, появляющимися среди огромной массы других фактов, привлекающих к себе внимание только благодаря их связи с привносимыми идеями, которые определяют выводы исследователя. Метод повседневного наблюдения имеет таким образом большой недостаток: он исключает возможность контроля как одного исследователя над другим, так и каждого исследователя над самим собой. Когда, например, Бэн утверждает, что интенсивность аффективного состояния находится в прямом отношении ко времени, в течение которого это состояние достигает своего maximum'a, а Маланер держится противоположного взгляда, как возможно решить их спор, пока они передают свои различные мнения только как результат их личного опыта? И каким образом сам исследователь может доверять своим выводам, если он должен сказать себе, что эти выводы основаны на фундаменте, прочности которого он оценить не может? Возможность построения точной науки всегда зависит от того условия, чтобы факты, наблюдаемые каждым, были доступны для всех: мы видим, в какой степени метод, о котором шла речь, далек от того, чтобы удовлетворять этому условию.