Новые идеи в философии. Сборник номер 9

В заключение остается указать еще на один вид сознательной лжи в свидетельских показаниях, лжи беззастенчивой, наглой, нисколько не скрывающейся и не заботящейся о том, чтобы быть принятою за правду. Некоторым свидетелям ложь доставляет, по тем или другим причинам, своеобразное удовольствие, давая возможность произвести эффект «pour épater le bourgeois», как говорят французы, или же получить аванс за свое достоверное показание, не приняв на себя никакого обязательства за качество его правдоподобности.

Г. Гейманс

Методы специальной психологии

«Специальной психологией» я имею обыкновение называть тот отдел психологической науки, который, вместо разысканий общих законов, раскрывающихся в психической жизни всех людей, занимается изучением различий между индивидами и группами индивидов, чтобы в самом этом многообразии усмотреть более или менее точную и полную закономерность. Можно сказать, что до настоящего времени эти изыскания составляли науку, почти исключительно французскую. Даже не считая Монтеней, Лабрюйеров, Ларошфуко и стольких других имен, принадлежащих прошлому, нужно признаться, что нашими настоящими познаниями в этой области мы обязаны главным образом трудам Бине, Маланера, Полана, Пере, Артанбера и многих других, которые впервые дали нам идею множественности типов и правильности, с которой внутри этих типов комбинируются различные элементы характера. В настоящей статье я хотел бы отдать себе отчет в методах, с помощью которых были достигнуты эти результаты, задать вопрос о пределах, до которых эти методы могут вести нас, и, наконец, указать кое-какие новые методы, которые заслуживали бы применения в комбинации с первыми.

Просматривая большую часть упомянутых книг, с первого же взгляда поражаешься тем, что я назвал бы полу-литературным или полу-художественным их характером. Этими словами я не только хочу воздать должное достоинствам композиции и стиля, которыми он изобилуют, но хочу также сказать, что в них нельзя найти методических, строгих, часто более или менее педантических доказательств, характеризующих чисто научные работы, Метод, быть может, не отсутствует совершенно, но он не бросается в глаза; он прячется, вместо того, чтобы выдвигаться, что, впрочем, сообщает этим книгам особое очарование. Читаешь и чувствуешь себя убежденным; но если, окончив чтение, спросить себя, на чем покоится, в конечном счете, эта убежденность, то не сразу найдешь, что ответить. Разумеется, автор не преминул иллюстрировать свои положения примерами, взятыми из истории, из романов, иногда из окружающей его жизни; но, в конце концов, пример – не доказательство, и мы чувствуем некоторую неловкость, не видя отчетливо почвы, которую, тем не менее, чувствуем под ногами. Мы говорим себе, что ни в какой другой науке, отличающейся подобной сложностью, два или три примера не считались бы достаточными для того, чтобы обосновать общую теорию, и спрашиваем себя еще раз, по какому праву автор утверждает, а читатель принимает вещи, не имеющие, по-видимому, никакого более солидного основания.

И вот мне кажется, что эти вопросы допускают ответ, который, с одной стороны, объясняет и в значительной степени оправдывает приемы, употребляемые упомянутыми психологами, а с другой стороны, показывает необходимость дополнить их другими методами, бывшими до сих пор в пренебрежении. Показать это и будет моей задачей.

Итак, каким образом оказывается возможным в области специальной психологии достигать прочных результатов, убеждать себя самого и других, приводя в пользу своих утверждений всего-навсего каких-нибудь пять-шесть фактов? Я думаю, это возможно, прежде всего, потому, что, помимо приводимых фактов, и автор и читатель имеют в своем распоряжении множество других, почерпнутых или из общения с людьми или из самонаблюдения, фактов, которые, по большей части, остаются погребенными в глубине бессознательного, но которые, однако же, своим множеством и своим единодушием могут дать твердую опору нашим теориям и предположениям. А во-вторых, я думаю, это возможно потому, что в предметах духа, в гораздо большей степени, чем в вещах природы, мы можем отдавать себе отчет в логической связности различных качеств, встречающихся в отдельном объекте, и выводить их a priori одни из других. Итак, вопрос идет, главным образом, об этих двух или трех методах – о повседневном наблюдении, о самонаблюдении и дедукции, и о них мы должны задать себе вопрос, в каких пределах они могут удовлетворить требованиям строгой науки.