— Намёк не понял, — оторопел Самойлов. — Вечно ты так, Сан Саныч. Не воспринимаешь мою персону всерьёз. А зря.
— Вот именно, — передразнил Сан Саныч, — «персону». А я привык видеть человека, а не персону, Боря. Кстати, зашёл сюда, думал Виктора увидеть.
— А вот Виктора ты здесь не увидишь. Никогда! — задрал подбородок Самойлов. — Я купил у него, офис, а ещё я на днях получу возможность вписать своё имя в историю города.
— Вот как? — иронично смерил его взглядом Сан Саныч. Ой, ой! Ничего, что я рядом с такими личностями и не трепещу?
— Скоро я выиграю тендер. И превращу этот город в город-сад! — не слышал иронии Самойлов.
Сан Саныч хмыкнул:
— Коммунисты уже пытались. У тебя и цитаты оттуда.
— Ты что, не желаешь мне успеха, Сан Саныч? — вернулся с небес на землю Самойлов.
Сан Саныч нахмурился:
— Не нравится мне само это слово — успех. Успех — значит, наспех, как попало. И ты мне не нравишься, Борис. Ещё ничего грандиозного не сделал, а пальцами размахиваешь, как…
— Понятно, Сан Саныч, на чьей ты стороне, — прервал его Самойлов.
Сан Саныч махнул рукой:
— Боря, говорил я тебе сто раз и сто первый повторю. Я ничью сторону в ваших спорах принимать не собираюсь. И не ваши успехи меня волнуют. Я о тебе, о Витьке, и о ваших семьях переживаю.
— Меня самого, Сан Саныч, наша семья расстраивает. Не понимают меня сыновья, отвернулись от отца.
— А ты не задумывался — почему? — поинтересовался Сан Саныч.
— Я считаю, что делаю всё зависящее, чтобы сохранить нормальные отношения с сыновьями. Но, увы… Буравин, как танк, переехал мою семью. Да он вообще…
— Тихо, тихо… — остановил Самойлова Сан Саныч. — Ты лучше расскажи, что у молодых происходит. Мне никто ничего не рассказывает, но я чувствую — творится что-то неладное у детей. Не у вас, упрямые бараны, а у детей ваших! От Алёшки с Машкой ничего добиться не могу, но они целыми днями пропадают в больнице. Не скажешь, отчего?
— Да, я знаю, — нахмурился Самойлов. — У Кати Буравиной большие неприятности. В больнице она лежит. С угрозой… Угрозой выкидыша. Она ждёт ребёнка.
— Вот оно что. Выходит, Катюшка ждёт ребёночка, и у неё проблемы со здоровьем, — разобрался в ситуации Сан Саныч. — А где Костя-то?
— Понятия не имею! Я же тебе говорю, Сан Саныч, что сыновья отвернулись от меня…
— Я, я… От меня… — передразнил Сан Саныч. — Хоть бы в такое время позабыл про свой драгоценный пуп, Боря!
— А при чём здесь мой пуп? — возмутился Самойлов.
— А при том, что он не центр Галактики!
— Мне кажется, Сан Саныч, ты ко мне суров.
— Я к тебе ещё недостаточно суров, Боря. По-хорошему, тебе бы взбучку добрую сейчас… A-а, да поздно уже…
— А что ты мне прикажешь — бегать за моими сынками, в то время как они переметнулись от родного отца к его злейшему врагу? — кипятился Самойлов.
Сан Саныч, напротив, был спокоен и рассудителен:
— Ты, Борис, совсем не видишь берегов сейчас. Потерял голову из-за мести. И, поверь моему слову, это тупиковый путь. Ты сам не замечаешь, как деградируешь. От тебя уже в полдень спиртным пахнет…
— Это, может быть, у меня одеколон с таким ароматом… — поморщился Самойлов.
— Не надо, не говори только мне таких глупостей! Хочешь, чтобы сыновья тебя уважали, — так будь для них примером.
— А что — сыновья? Я их, между прочим, до сих пор обеспечиваю! А благодарности — ноль.
— Трудно мне с тобой говорить, Борис. Ты до седых волос дожил, но не понял, что не всё на свете измеряется деньгами.
— А что им ещё нужно? Что? Сопли им утирать уже не нужно, большие мальчики, — сурово сказал Самойлов.
— Неужели элементарное сочувствие ты называешь вытиранием соплей?
— А мне, Сан Саныч, разве кто-нибудь сочувствует?
— Я. Я тебе, дураку, сочувствую, — признался Сан Саныч.
— Ладно, Сан Саныч, — махнул рукой Самойлов и замолчал.
Сан Саныч тоже помолчал, потом снова обратился к другу:
— Значит, ты у Витьки этот офис купил, да?
— Да, — охотно сменил тему Самойлов. — Он у меня «Верещагино» купил, а я у него — офис. То, что было дорого обоим, мы, так сказать, поделили.
— Жаль, что не сложилось у вас, жаль. Вы, насколько я понимаю, были хорошими партнёрами, и фирма ваша была самой мощной в городе.
— Да. До тех пор, пока он меня не предал, — хмуро заметил Самойлов.
— А вот насчёт предательства ты ошибаешься, Боря. Не он тебя предал, или, как сейчас говорят, кинул, а ты его.
— Да ты что? Это я, по-твоему, у него жену увёл?
— Боря, я человек пожилой, и то, что было двадцать пять лет назад, очень хорошо помню. Ведь именно ты в юности воспользовался ситуацией ссоры Буравина и Полины. И стал ухаживать за ней, когда он был в рейсе.
Самойлову эти воспоминания совсем не понравились.
— Вот ты как поворачиваешь!
— Да, именно так. И тебе советую хотя бы иногда сдвигаться со своей железобетонной позиции. А то кудахчешь, как ненормальный: Буравин тебя предал, все, кто с ним общается, — предатели! Ты женился на Полине, когда она переживала ссору со своим женихом. То есть предал своего друга, Борис. Тем не менее, Виктор тебя простил. И в течение двадцати пяти лет вы были и партнёрами, и друзьями.
— У нас с Полиной была любовь, — защищался Борис.