Новые марсианские хроники

Привезённый с Земли, пёс быстро освоился на Марсе, научился охотиться на семилапок, научился хрипло лаять в разреженном воздухе на незнакомых людей, привык бегать по холодным пескам, не обжигая подушечек лап ледяными кристаллами, таящимися среди песчинок. Он бегал наперегонки с колючими шарами бориветра и возвращался в посёлок усталый и довольный доставшейся свободой, которую может оценить только вольный пёс.

Однажды хозяева взяли его в марсианский город. В городе псу не понравилось, он был каким-то стерильным, холодным, как льдина, и сам был похож на льдину своими лунно-белыми домами, башенками и ажурными мостами, встающими над каналами, в которых текла холодная и не пахнущая едой вода. Странные существа, встречавшиеся им в городе, тоже не понравились псу — от них странно пахло, совсем не по-человечески, так могли пахнуть людские тени. Пёс долго смотрел, как один из марсиан выдыхает в воздух непонятное видение, в котором изящество линий мешалось с грубой прямотой откровенности. Не выдержав, пёс залаял, он хорошо знал, что всё непонятное всегда грозит неприятностями. Самая страшная опасность — неведомая.

Больше его люди в чужой город не брали, но это не слишком обижало пса. Его освободили ещё от одной не слишком приятной обязанности, дав взамен ничем не ограниченную свободу. Что могло быть слаще для пса?

Поэтому суматоху, начавшуюся однажды среди людей, он воспринял с равнодушием. Что ему было до людских забот? Где-то опять случилась война, но она не пугала пса. Что войне было до него, что ему было до этой войны, которую люди придумали, чтобы получить возможность охотиться друг на друга?

Люди собирались и спорили, люди были мрачны, и псу стало скучно среди них. Он подумал немного и вновь убежал в пески. Вечером, поужинав добытой среди песков семилапкой, пёс лениво лежал на холодном песке, прикрыв мохнатым хвостом мёрзнущий нос, и смотрел на посёлок, где оставались люди. Нет, пёс их не понимал, как не может понять солдата охотник, как не понимает городского жителя обитатель лесов, как не понимают друг друга мужчина и женщина, которые живут бок о бок тысячи и тысячи лет.

Ближе к полуночи он увидел огненные свечи, встающие там, где находилось поселение. Люди это называли ракетами, на них они прибыли на Марс в поисках лучшей жизни. Пёс встревожился. Он вспомнил, что в поселении остался хозяин. А это могли прилететь люди, которые решили поохотиться на себе подобных, поэтому хозяину грозила опасность. Было так сладко лежать под накренившимся, словно морская волна, барханом, спрятав нос в тепло, но закон, живший в крови, заставил пса подняться на крепкие лапы и побежать к посёлку. Хозяину грозила опасность! Хо-зяину гро-зила опасность! Мысль эта пульсировала в крови пса, заставляя его ускорять и ускорять бег. Разреженный воздух с хрипом врывался в его лёгкие, лапы кровоточили, ведь сейчас было не до осторожности. Как-то неожиданно обнаружилось, что любовь к хозяину просто дремала в крови пса, хотя он никогда не испытывал к человеку нежности, заставлявшей сунуть морду человеку под мышку или просто завилять хвостом, чтобы выразить свою любовь.

Изнемогая от усталости, он добежал до посёлка и увидел посёлок тёмным и опустевшим. Двери круглых куполов были закрыты, в воздухе пахло поспешностью, человеческим горем и слезами. Пёс долго кружил среди куполов, пока не сообразил, что всё понял неправильно. Когда ракеты прилетают с людьми, они спускаются, эти же устремлялись вверх. Он поднял морду и увидел удаляющиеся огоньки.

С этого дня он жил в одиночестве. Казалось бы, что в том особенного? Он и сам всегда стремился к одиночеству. Разве не в поисках одиночества он стремился в красную пустыню? Разве не из-за одиночества он уходил далеко-далеко, на расстояние бега до самого рассвета?

Оказалось, что нет. Легко стремиться к одиночеству и бегать по пескам, глазея на марсианские парусные корабли, зная, что по возвращении тебя ждёт молчаливый и неразговорчивый хозяин, подобравший тебя ещё щенком. Легко играть в самостоятельность, если у тебя есть дом, где тебе всегда нальют в миску похлёбки или бросят специально припасённую аппетитную кость, которую можно глодать не спеша до самого заката, когда в пустыне загораются синие огни и звёзды молочной рекой, в которую вливаются многочисленные крутящиеся притоки, разливаются на небесах.

В эту ночь он лежал около купола, бывшего когда-то его домом, и злобно выл на молочные тени марсианских спутников, выплёскивая из души тоску, стоящую в ней комом. Он выл, пока не потерял голос. Потом снова начал кружить среди куполов, убил марсианского тарантула, на которого никогда не рискнул бы напасть в прежние дни, пытался сделать подкоп под купол, разрывая лапами тронутый морозом песок, а под утро понял, что люди ушли навсегда, по крайней мере, до конца своей жизни он их уже не увидит.