Новые марсианские хроники

Странным было, что все они собрались и улетели туда, где на них будут охотиться. Семилапки никогда не селились там, где пролегали его владения, поэтому каждую охоту приходилось уходить всё дальше и дальше, иногда даже добираясь до отрогов гор. Люди всегда поступали неправильно. Вот и хозяин, он тоже поступил неправильно, бросив его. Так думал пёс, наклонившись над каналом и видя в зеркале воды своё отражение. Он не осуждал хозяина, просто теперь он понимал, как с хозяином было хорошо. Даже когда хозяин его наказывал за что-то.

Несколько дней он жил около куполов, уходя в пустыню только для того, чтобы поохотиться.

На исходе десятого дня в наступивших стремительно сумерках над горизонтом вспыхнула ослепительная звезда. Она горела всю ночь, она была видна на небосклоне весь следующий день, она полыхала неистово ещё одну ночь и только под утро начала стремительно бледнеть, превращаясь в рядовую искорку, ничем не выделяющуюся из множества подобных, ещё сияющих на небосклоне.

Пёс встал.

Некоторое время он нюхал воздух, потом решительно направился через пески туда, где бледной тенью вставал в ночи марсианский город, который так не нравился ему, но где всё ещё жили непонятные ему существа, с которыми надо было попытаться всё-таки найти общий язык.

Он шёл, крепко ступая мускулистыми лапами на песок, время от времени оглядываясь на покинутое им поселение. Казалось, вот сейчас вспыхнут огни, распахнутся двери и на пороге появятся люди. Но купола постепенно скрывались во мраке стремительно надвигающейся ночи, и поплыл в звёздном небе призрачный серп луны. Стало слышно, как, скребясь о песок когтями, нервно поскуливая и тяжело дыша, вслед за псом в холодный марсианский город крадётся его тоска, от которой псу уже не дано избавиться и которая будет его сопровождать до самой смерти.

Всему своё время. Время разбрасывать кости и время собирать их, время весело махать хвостом и время выть на луну, время ждать и время уходить,— истины эти просты и однажды их понимает даже бездомный пёс, который увидел из бесконечной космической глубины яркую гибель родимой планеты.

Царицын, 5 июля 2002 года.

Алексей Калугин

Колдун

Взвод попал под массированный обстрел вражеской артиллерии, когда, казалось, ничто не предвещало беды.

Колдун стоял по щиколотку в жидкой грязи, заполнявшей дно ирригационного рва и, прижав локтем приклад автомата, пытался прикурить. Задача была непростая,— ветер продувал ров, как аэродинамическую трубу. Колдун старался прикрыть ладонью трепещущий язычок пламени зажигалки, но огонёк гас прежде, чем он успевал поднести его к сигарете.

— Бросай курить, Колдун…

Шедший следом за Колдуном рядовой Оглин встал к ветру спиной, давая приятелю возможность спокойно прикурить.

И в этот момент на позициях траггов отрывисто рявкнула гаубица. Снаряд разорвался на краю рва, метрах в двадцати от того места, где остановились Оглин и Колдун. Осколком, вошедшим точно под срез шлема, Оглину снесло половину черепа. Тёплые брызги крови хлестнули Колдуна по лицу. А Оглин ещё какое-то время стоял и смотрел на него мёртвыми глазами, в которых уже не было ничего — ни усталости, ни боли, ни сожаления.

Ночью небо на Марсе никогда не бывает абсолютно чёрным. Во тьме, накрывающей марсианскую пустыню ночью, всегда присутствуют едва уловимые оттенки багрового цвета. А в те часы, когда над горизонтом поднимается Фобос, небо делается похожим на засохшую лужу крови.

Прежде чем снаряды обрушились на взвод сержанта Вирана, небо Марса расцвело сполохами жёлто-зелёных огней, а воздух наполнился пронзительным воем, словно множество бэнш слетелись в одно место, чтобы возвестить о гибели людей. Снаряды, что использовали во время ночных обстрелов трагги, в полёте трассировали и издавали жуткие воющие звуки, от которых закладывало уши и кровь, казалось, закипала в жилах. Полковые химики утверждали, что это было связано с особенностью состава взрывчатой смеси, используемой в снарядах. Но те, кому хотя бы раз довелось побывать под ночным обстрелом, сходились во мнении, что таким образом трагги пытались оказывать на противника психологическое давление,— днём ведь они никогда не использовали «бэнш».

Трагги били по рву прямой наводкой, так, словно точно знали, где залёг третий взвод разведроты землян. Сержант Виран даже не пытался отдавать приказы — в диком грохоте и вое их всё равно бы никто не услышал. Теперь каждый сам должен был думать о спасении. Хотя, о каком спасении могла идти речь,— выжить в мясорубке, в которую за считанные секунды превратился ирригационный ров, казавшийся до этого надёжным укрытием, было невозможно.

Колдун упал на грудь рядом с рядовым Оглином и, ткнувшись лицом в жидкую грязь, уже в который раз подумал, о том, что трудно придумать что-либо более глупое, чем ирригационный ров на Марсе.