Читаем Новый Мир ( № 10 2013) полностью

Тут надо признаться, что, пересказывая биографию Олафа Стэплдона, я кое о чем умолчала. Дело в том, что Стэплдон был убежденным пацифистом и потому во время Первой мировой войны с июля 1915-го по январь 1919-го служил в Квакерском санитарном подразделении во Франции и Бельгии.

То есть

оба писателя-визионера
во время Первой мировой работали в полевых госпиталях по разные стороны фронта.
Разве что Дёблин — военврачом, а Стэплдон — санитаром.

И оба представили миру визионерские картины всепланетных катаклизмов, политических потрясений, переселений и гибели народов и удивительных трансформаций человеческой расы.

Тут, конечно, есть поле для спекулятивных рассуждений — ну, например, что эфир и морфий во время Первой мировой были в ходу в качестве обезболивающих препаратов, и, следовательно, вполне доступны военным медикам. Не в пользу наркотических видений, впрочем, говорит тот факт, что «Горы моря и гиганты» Дёблина написаны много позже окончания войны — в 1924-м, а дилогия Стэплдона и того позже — в 1930 и 1937 годах, то есть никак не по свежим впечатлениям, какими бы те ни были. Скорее можно предположить, что глобальный масштаб военных действий, первые в истории войн массовые и непрерывные смерти в ходе позиционной, «технологической» войны подтолкнули обоих авторов к таким видениям. Горящая (в буквальном смысле) под ногами обезумевших кочевников земля Черноморских степей — или волна «живой материи», захлестнувшая Европу после пробуждения метаморфирующих гигантов Гренландии, могли быть у Дёблина метафорой газовых атак Ипра и Вердена. Равно как глобальная техногенная катастрофа вследствие неосторожного использования атомной энергии, погубившая цивилизацию Первых Людей у Стэплдона, — или, у него же, биологическое оружие, погубившее цивилизацию Вторых Людей (вирус, выведенный для истребления марсиан, «сборные организмы» которых представляли собой колонии бактерий, погубил своих же создателей).

Вообще, «новая» война, которая впервые стала глобальным, континентальным бедствием, выступающим в самых разных обличьях (бомбардировки с воздуха сыграли тут не малую роль) [6] , не могла не вызвать новое представление о человечестве как едином целом, уязвимом, трансформирующемся, но сомасштабном Вселенной — как в качестве разрушительной, так и в качестве творящей, созидательной силы… К тому же, люди, сознательно обратившиеся на этой войне к медицине — не к убийству, а спасению людей, то есть люди с обостренной чувствительностью и гуманностью, должны были воспринимать происходящее особенно болезненно.

Есть соблазн поискать и другие примеры. Как всегда, помог случай. Кто-то выложил в Живом Журнале репродукции картин Язепа (Юзефа, Иосифа) Дроздовича, белорусского этнографа, художника, астронома-любителя, педагога и не слишком удачливого поэта и писателя. Дроздович (Драздович) родился в 1888 году в бедной дворянской семье, многодетной и рано осиротевшей (отец Дёблина семью бросил, отец Дроздовича умер, когда Язепу было два года). Как художник и фольклорист-краевед он довольно известен и вполне почитаем в Белоруссии.  В Минске, в Троицком предместье ему в 1993 году установлен очень симпатичный памятник; на родине художника (хутор Пуньки Глубокского района) ежегодно проводятся международные пленэры его имени; были и посвященные ему конференции. Однако нам интересно вот что: начав свою творческую биографию в 1907 году с подражаний Чурленису, а затем обратившись — и в стихах, и в прозе, и в живописи — к тому, что на казенном языке называется «историей родного края», Дроздович в начале 1930-х вдруг ни с того ни с сего увлекается космической тематикой. Он пишет популярную брошюру по астрономии на белорусском языке «Небесные беги» (Вильно, 1930), где, помимо прочего, имеется весьма причудливый чертеж космического аппарата, а в 1937-м в труде «Где мы и кто мы. Небознание» уже представил «начерченную черной тушью многоступенчатую ракету, состоявшую из девяти заполненных специальным горючим веществом отсеков, которые должны были отсоединяться по мере прогорания» [7] . И вообще высказывает всяческие странные идеи — о разумных атомах, о происхождении Земли и Марса, о населении Сатурна и Венеры, о предназначении человека. А еще рисует графические серии на темы: «Жизнь на Марсе», «Жизнь на Венере», «Жизнь на Сатурне», «Жизнь на Луне» — и просто «Космополис». На картинах, которые можно найти в Интернете, — странные пейзажи, не менее странные существа, масштабные постройки, чудн ы е ландшафты. Ну, хотя бы «Лунный город Тривеж» — три башни (вежи), вздымающиеся в чужое небо на фоне чего-то вроде неземных полей, какой-то дамбы, уходящей вдаль, и, похоже, стен лунного кратера, но зубчатых. Или «Лунный город Артополис» — белые, совершенно безлюдные древнегреческие постройки посреди глухого, опять же неземного, до горизонта уходящего черного леса. Или «Встреча весны на Сатурне» — в духе языческих мистерий.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Волкодав
Волкодав

Он последний в роду Серого Пса. У него нет имени, только прозвище – Волкодав. У него нет будущего – только месть, к которой он шёл одиннадцать лет. Его род истреблён, в его доме давно поселились чужие. Он спел Песню Смерти, ведь дальше незачем жить. Но солнце почему-то продолжает светить, и зеленеет лес, и несёт воды река, и чьи-то руки тянутся вслед, и шепчут слабые голоса: «Не бросай нас, Волкодав»… Роман о Волкодаве, последнем воине из рода Серого Пса, впервые напечатанный в 1995 году и завоевавший любовь миллионов читателей, – бесспорно, одна из лучших приключенческих книг в современной российской литературе. Вслед за первой книгой были опубликованы «Волкодав. Право на поединок», «Волкодав. Истовик-камень» и дилогия «Звёздный меч», состоящая из романов «Знамение пути» и «Самоцветные горы». Продолжением «Истовика-камня» стал новый роман М. Семёновой – «Волкодав. Мир по дороге». По мотивам романов М. Семёновой о легендарном герое сняты фильм «Волкодав из рода Серых Псов» и телесериал «Молодой Волкодав», а также создано несколько компьютерных игр. Герои Семёновой давно обрели самостоятельную жизнь в произведениях других авторов, объединённых в особую вселенную – «Мир Волкодава».

Анатолий Петрович Шаров , Елена Вильоржевна Галенко , Мария Васильевна Семенова , Мария Васильевна Семёнова , Мария Семенова

Фантастика / Проза / Славянское фэнтези / Фэнтези / Современная проза / Детективы