См. также: “Если говорить о [русских] классиках XIX века, то у нас была хорошая ситуация с ними — переводов было очень много. Но сейчас спрос падает, молодые люди вообще перестают читать, особенно такую серьезную литературу, как русская классика. <…> Если же говорить о современной послевоенной литературе... У нас есть несколько переводов Аксенова, но совсем нет, например, Битова. Перевод в Японии русских писателей — область деятельности небольших издательств, так сказать, „малых предприятий”. Здесь основную роль играет личная инициатива. Если кто-нибудь из русистов захочет что-то перевести и сможет договориться с издательством, то все получается. Если нет такого инициативного переводчика, то даже очень хороший писатель так и останется неизвестен японской публике. <…> Если же говорить о случае Сорокина, то по стечению обстоятельств, а точнее, по инициативе одного переводчика получилось так, что на японском языке вышли две книги Сорокина. Валентина Распутина, например, тоже две книги”, — говорит японский русист
Мицуёси Нумано(“Новый Журнал”, Нью-Йорк, 2003, № 232См. также: “Моя самая большая гордость — это перевод всей художественной прозы Тынянова, который раньше был абсолютно неизвестен во Франции. <…> Когда мне предлагали Бунина, я отказалась. Не потому, что Бунин плохой писатель, не дай Бог! Он замечательный, но человек злой, и это чувствуется во всем, что он написал. <…> Именно Платонова, которого считаю одним из своих самых любимых писателей, я перевела — и, кажется, удачно, несмотря на все языковые трудности. Он пишет будто глиной, а не чернилами. И все растет из этой глины, на которой зиждется целый мир. <…> [Сочинения Пелевина] издали, но они не пошли. И я очень сожалею, что так случилось. Он действительно хороший автор, однако не нашел своего читателя. А вот Маринина — писатель не той категории, которой я интересуюсь. Спускаться к ней от Тынянова, конечно, нельзя. Акунина мне дали просто почитать, посмотреть, что это такое. И я его читаю без энтузиазма”, — говорит известная французская переводчица
Лили Денив беседе с Юрием Коваленко (“Русская мысль”, Париж, 2003, № 4467, 31 июляСм. также: “Мне кажется, русская литература незаслуженно игнорируется в мире — почему-то не входит в моду, как в свое время вошла испаноязычная, после „Ста лет одиночества””, — говорит
Василий Аксенов(“НГ Ex libris”, 2003, № 25, 24 июля