Читаем Новый Мир ( № 5 2011) полностью

и воздух бью тысячехвостой плеткой

Мне даже вечность кажется короткой

Мой мозг детали держат как в тисках

Пусть время бег вершит в черновиках —

а я займусь неспешною доводкой

Минуты репетиции бегут

как по скале тысяченогий спрут

Медливости моей куда деваться?

Глаза актерские меня язвят

Мои мозги пекутся и кровят

На кой мне ляд вся эта хрень оваций?”

                  4

И рыться в книгах скатываясь в раж

и слушать музыку и сластью слуха маяться

и притаясь следить как карандаш

по длинному стеклу крутясь катается

и зло копить на деловой замах

на бальный блеск ажурной околесицы

и вспомнить вдруг животный подлый страх

перед охвостьем обрывающейся лестницы

В моих жующих явь саднящих снах

где жизнь вот-вот скользнет и обновится

как в театральных действах и стихах

я часто висну стискивая в прах

от башенной стремянки половицу

Вот-вот со мною что-нибудь случится

                  5

В кафе Гюго на площади Вогезов

как хорошо под вечер съесть омлет

Отмерив трижды — только раз отрезав:

так может жить лишь тягостный эстет

Не меряя не тяготясь расчетом

я здесь люблю пригреться в уголке

разнежась на свиданье верно сотом

с эстетским диссетьемом

[1]на зрачке

Здесь теснотой и суетой людской

я избываю тварное эстетство

Кто я такой без персти шутовской?

Я плачу здесь и опускаюсь в детство

                  6

Знаешь случается дольняя дрожь

тело трясет словно тут же помрешь

Плоти скудельность как туфелька жмет

плотным замком закрывается рот

невыносимо в футляре телесном

дальше лежать тюфяком неуместным

Чудится суть оболочку прорвет

быта отпор на ходу отобьет

                  7

Ты тот чья суть взыскует строгой рифмы

и жесткой формы рондо или хокку

верлибром вялым суть твою не взять

раешником простым не взять с наскока

В просторном ресторане снова сядь

мыслительные не тревожа ритмы

и взгляд свой мне в глаза до боли впяль

мучительную там распознавая

нутро мое грызущую печаль

Но я укроюсь в уголке трамвая

                  8

Этим трамваем мы едем и едем

в городе в городе в поле в лугах

В толк не возьмем мы блажим или бредим

не от самих ли себя мы в бегах

Выйдем с тобою на той остановке

где под землей человеческий прах

Прыгают птицы пугливы и ловки

у мертвецов в головах и в ногах

чудо являя пернатой сноровки

Здесь неуместен обыденный страх

здесь побеждает лирический клекот

Смерть не обрыв не прощанье не крах

Слышишь сорок утвердительный цокот?

Это пространство бессмертьем смердит

                  9

Не мальчик

отрок

отрок хитрый

сверлящий зенками малец

болтун и хохотун игрец

шалящий пред стозевой гидрой

Трамвай заполненный людьми

смотрел как ты с шальной улыбкой

болтал своею детской скрипкой

а ты возьми

и упади в открытый люк

но скрипка в зеве том застряла

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза