Я, как все киношники, была тогда суеверна и подумала, что это недобрый знак перед таким ответственным мероприятием, как подписание сценарного договора.
И не ошиблась.
Директор студии, очень серьезный молодой человек в очках, как две капли похожий на девушку, которую я имела счастье только что встретить, долго беседовал со мной о моем сценарии, о его сюжете и проблематике. Начали мы с ним говорить на русском языке, но когда речь зашла о гонораре, он тут же перешел на украинский, и не просто украинский, а западноукраинский, поскольку был родом из Львова, о чем с гордостью тут же и доложил, — понять его уже было невозможно. По-птичьему щелкая языком, он называл какие-то цифры.
Я пробовала возражать, но он очень твердо сказал мне, что раз у меня фамилия украинская — Василенко, — то я не должна, а просто обязана была перед поездкой в Киев выучить украинский язык на краткосрочных курсах и говорить сугубо на нем, поскольку он является официальным языком суверенной державы. Он заявил мне, что поскольку мы с ним находимся в официальном месте, то должны говорить только на официальном языке.
Тогда я уже как гражданка России выразила ему свой, тоже официальный, протест. Я сказала, что имею право на переводчика.
Он опешил.
Я, продолжая дипломатическое наступление, чтобы сломить и смять его сопротивление, спросила: а что, если б я была украинкой, приехала на студию Довженко продавать свой сценарий из Канады, но, забыв там свой родной язык, размовляла бы только по-английски, имела ли бы я право на переводчика?
— О да, несомненно! — сказал директор студии, как-то весь даже вытягиваясь перед этой предположительной канадкой украинского происхождения.
— Вот и мне давайте! — твердо сказала я, будучи, как все хохлы, упрямой и решительно развалившись в кресле, как то делают, думала я, все канадки.
Это хохляцкое упрямство, канадская настырность, а также русская смекалка и решили дело. Главный редактор, видимо, чтобы сэкономить на переводчике, перешел на русский язык, и мы с ним, выпустив пар в лингвистическом споре, довольно быстро и без проблем договорились о сумме гонорара.
Мы подписали с ним договор, который был все еще типовым, оставшимся от советского Госкино, а значит, составленном на русском языке. Но он этого даже не заметил.