Рассматривать “Мы — ваше будущее” весело и приятно. Настроение повышается. А главное, включается думалка, не напряжное выковыривание смыслов, но легкое размышление о том, что теперь понятно, почему китайские художники — ныне самые популярные в мире (против них наши — депрессивные недотыкомки), освоившие приемы современного искусства, их экспроприировавшие и сделавшие своими. Аутентичными. Органичными. Когда художники не поют с чужого голоса, не повторяют задов мирового искусства, но собой, своей синдроматикой это искусство вперед продвигают.
Обыгрывание коммунистической символики, оказывается, может быть незлым, аполитичным и остроумным. Расставаться со своим прошлым, оказывается, можно не скрежеща зубами и не утопая в недельных запоях, а умно и играючи, по-моцартовски.
1 Начало заметок о Второй московской биеннале см. в предыдущем номере “Нового мира”.
Книги
Сергей Белорусец.
Магический квадрат. М., “Юданов и П…”, 2007, 231 стр., 750 экз.Собрание “взрослых стихотворений” известного детского поэта и переводчика: “Живешь на свете белом, / Сливаясь с белым днем, — / И кажется пределом / Окрестный окоем, / И жизнь идет витками, / Давая стать седым, / И смешан с облаками / Индустриальный дым…”
Андрей Битов.
Фотография Пушкина (1799 — 2099). М., “Футурум БМ”, 2007, 188 стр., 1000 экз.Переиздание отдельной книгой одного из лучших текстов “позднего Битова” — рассказа “Фотография Пушкина”, осуществленное как произведение книжного искусства: “крепкий переплет, грубая бумага — экологическая, из отходов. Крупный шрифт. Портреты — Пушкина, Гоголя и автора книги Андрея Битова — работы художника Вячеслава Михайлова”. Авторы этого проекта: Анна Бердичевская (издатель) и Наталья Листратова (макет и верстка).
Иосиф Бродский.
Об Одене. Эссе. Перевод с английского Е. Касаткиной. СПб., “Азбука-классика”, 2007, 208 стр., 6000 экз.Билингва — эссе “„1 сентября 1939 года” У. Х. Одена” и “Поклониться тени” написаны Бродским по-английски: “Моим единственным стремлением тогда, как и сейчас, было очутиться в большей близости к человеку, которого я считал величайшим умом двадцатого века: к Уинстону Хью Одену; писание по-английски было лучшим способом приблизиться к нему, работать на его условиях, быть судимым если не по кодексу интеллектуальной чести, то по тому, что сделало в английском языке этот кодекс возможным. Все, на что я надеюсь, изъясняясь на его языке, что я не снижу его уровень рассуждений, его плоскость рассмотрения”.