Новый Мир ( № 1 2009)

Где-то со второй половины восьмидесятых деревенщики стали превращаться в газетчиков средней руки. Понимали, что нельзя так писать, но ничего уже поделать не могли: «Мои вопрошания и восклицания летят в пустоту. Никто не слышит. И демон отчаяния даже в деревне снова хватает мое сердце в свою когтистую лапу. Когда же он ее разжимает <…> подскакивают бесы помельче: раздражение, нетерпение, торопливость» (Василий Белов, «Дорога на Валаам»).

Есть Владимир Личутин, обитающий в заповеднике собственного (мало кем понятого) языка, есть Борис Екимов, последний «деревенщик» «Нового мира», но они, кажется, действительно последние.

Ирине Мамаевой, журналистке из Петрозаводска, писать о деревенских жителях трудней. Тем не менее ее «Ленкина свадьба» стала событием. Критики Мамаеву только что на руках не носили. Кажется, ни одной ругательной рецензии — только похвалы. В Карелии «Ленкину свадьбу» даже в школьную программу ввели.

Образ Мамаева нашла и в самом деле удачный: «Ленка <…> не вышла ни красотой, ни умом. С горем пополам закончила шесть классов, а дальше уже и не взяли. Да Ленка и сама не хотела. Учиться ей вроде бы нравилось, но она как-то не успевала за остальными. Понимала все по-своему: читать любила, а пересказать не могла. <…> Ленка любила работать. Голова ее делалась свободна, чиста. Без суеты. Редкие мысли текли плавно и всегда одни и те же, не удивляя».

Но молодая писательница не выдержала ни стиль, ни характер героини. Карельские крестьяне у нее говорят языком студентов гуманитарного вуза, лишь время от времени вставляя в свою речь местные диалектные словечки. Литературная (местами — излишне литературная) русская речь со ссылками на речь «народную». Как плохой аспирант пытается имитировать научное исследование и добавляет своей диссертации «учености», бессмысленно ссылаясь на труды не прочитанных им корифеев, так и Мамаева пытается всеми этими «алаярви» и «пиэниеки» подменить кропотливую реконструкцию народной речи. Но самой Мамаевой ближе другой язык:

«— Нечего тут бедную Лизу изображать! Все! Свободная любовь! Кайф!— на самом деле он не знал, что сказать.

— Разве что-то изменилось? — удивилась Ленка. — Ведь как было, так и есть… ну, как положено между мужчиной и женщиной, так оно и осталось до сих пор… и будет всегда. Если мужчина…»

Помилуйте, это же не литинститут! Я не уверен, что все студенты литинститута знают о «Бедной Лизе», отчего же, мягко говоря, не слишком начитанные парни и девки вдруг обратились к сентиментализму восемнадцатого (!) века?