Новый Мир ( № 10 2004)

Не знаю, почему Татьяна Бек так назвала свою книгу. Ну, есть в ней стихотворение, кончающееся этой строчкой, — что из того? Стихотворение это (“Я с руки накормлю котенка...”) написано в 1995 году, это сплошной минор. Но ведь жизнь в 1995-м не закончилась. Продолжали сочиняться стихи, в том числе такие: “Спасибо голосу, что пел...” (2000). И такие: “Дабы пустошь музыку исторгла / (Зелень — изумление — роса!), / Я Пегаса вытурю из стойла / На простор, на холод, в небеса...” (1999). И даже такие: “А мы с тобою — люди отсебятин, / Которые нашептывает Бог” (2003).

Еще. Большая — и лучшая! — часть ее бесед (а раздел этот — “Мои собеседники” — составляет две трети объема книги) состоялась как раз в 1995-м и в последующие годы. Да и первые два раздела: “Вспышки памяти” и “За чтением” — сплошь написаны в интервале между 1996 и 2003 годами.

Короче говоря, названием своим книга обязана какому-то минутному капризу. Оно случайно, но... Но это же все-таки не стихи, которые “чем случайней, тем вернее...” (Т. Бек тоже любит эту неумышленную декларацию двадцатидвухлетнего Пастернака). И довольно об этом.

А книга в целом автору удалась. Еще как удалась!

Прежде чем перейти к главному в книге — беседам с писателями и эссе о них, — скажу о другом. Литература литературой, Пегас Пегасом, но Пегасы, которые не самозванцы, сравнительно редки. Куда чаще в жизни встречаются “лошади” более скромных пород, и про них тоже интересно читать, если хорошо написано. И вот первая моя похвала Татьяне Бек: она умеет выделить из “табуна” (продолжу метафору) отдельных лошадок и подробно их рассмотреть, пристально, заинтересованно, с любовью-жалостью. И навязать читателю свое отношение. Так в миниатюре “Моя прелесть” (вот это название!), так и в стихотворении “В спецодежде и кепочке он, не вдаваясь в оттенки...”, посвященных, кажется, одной и той же личности. И неправда, что “не вдаваясь в оттенки”. Оттенки налицо. И в стихах: “Принесет вам багульник в начале холодного марта”; “Вот он чаю напьется на кухне / И уйдет от меня — обязательно с книгой под мышкой”. И в прозе: “Когда Рафик повышенно закладывает (а про него, хоть он и сегодняшний татарин, так и хочется сказать хрестоматийною строкой Некрасова о русском мужике XIX века: „Он до смерти работает — до полусмерти пьет”), — так вот, он смотрит на тучную невозмутимую Любу и неизменно, чуть шепелявя и улыбаясь, именует ее одним-единственным словом: „Прелесть””.