Новый Мир ( № 10 2004)

У меня есть своя литературная “ценностей незыблемая скбала”. Два советских издававшихся прозаика, два Юрия: Трифонов и Казаков — занимают в ней почетные “ступеньки”. На лицевой стороне обложки книги Т. Бек значатся имена писателей, с которыми она беседовала. Первым идет Юрий Казаков — этого оказалось достаточно, чтобы у меня возникло непреодолимое желание книгу приобрести.

Среди других собеседников есть еще близкие мне (в разной степени): Наум Коржавин, Владимиры — Войнович и Корнилов, Светланы — Алексиевич и Шенбрунн (о последней, под ее фотоснимком, подписано: “Моя любимая современная писательница”). Есть и мне еще неизвестные: Даур Зантария, Ирина Ермакова...

А эссе посвящены Б. Слуцкому, уже упомянутому Ю. Трифонову, а также поэтам Ксении Некрасовой и Вениамину Блаженному. Особ статья — „Волоколамское шоссе” как путь Александра Бека”.

Несколько слов об эссе. Слуцкий — счастливый автор в плане постижения в последние годы смысла и пафоса его гигантского поэтического наследия, а равно и особенностей его поэтики. О нем, в частности, вдумчиво писали Ю. Болдырев, Е. Евтушенко, Д. Самойлов (в своих мемуарах), Д. Сухарев (“Скрытопись Бориса Слуцкого”). Вносит содержательную лепту в это благое дело и эссе Т. Бек “Расшифруйте мои тетради”. Выпишу из него два существенных пассажа.

“В его поздних стихах есть удивительный и, кажется, вовсе не замеченный образ цепной ласточки, то есть закрепощенной, стесненной, скованной воли:

Я слышу звон и точно знаю, где он,

и пусть меня романтик извинит:

не колокол, не ангел и не демон,

цепная ласточка железами звенит.

Здесь трагедия русской музы, попавшей в большевистский квадрат, выражена ясно, как, пожалуй, ни в одном ином стихотворении XX века”.

“Наречие „здесь” (в подразумеваемом союзе с „теперь”) часто возникает в стихах Слуцкого как предпочтительный своим аскетизмом синоним к „родина”, „отечество”, „отчизна”...”